Роман Холодные пески Техаса глава Глава 41

Жду хоть какую-то реакцию, а ее нет. Нет, наверное, секунд тридцать, и я не выдерживаю.

- Скажи хоть что-то, - говорю я тихо, прощаясь с надеждой.

- Робин, - он садится на кровать. – Я не знаю, что сказать, - хочу закрыть глаза и просто … Не знаю, что… Хоук потирает лицо, вдыхает, снова смотрит на фотографию. – Она похожа на меня, - мне кажется, я слышу, как дрогнул его голос. Он поднимает голову и смотрит на меня, мне в глаза или даже в душу. – Что с ней?

- Лейкоз, острый, - он хлопает по кровати, и я не сажусь – падаю рядом с ним. – Доноров для нее сейчас нет, я не подхожу, - вот мой голос дрожит. – Ждать нет времени, она не выдержит много химиотерапий, слишком маленькая.

- А еще есть какое-то решение? – он поворачивается ко мне.

- Если ты не хочешь… - я поднимаюсь, обнимаю себя. – Я тогда…

- Ты нормальная? Ничего, что я только что узнал о том, что у меня есть ребенок, а потом узнал, что я мог бы ее не увидеть! – он укоризненно смотрит на меня. – Ты собиралась мне сказать?

- Нет, - я смотрю прямо в его глаза. – После всего. Нет.

- Понятно, - он тоже поднимается. – Где она?

- В Нью-Йорке, в больнице, - я снова сажусь.

- С твоими родителями? – он задает резонный вопрос, но меня передергивает.

- Нет. Я с ними не общаюсь, - Хоук приподнимает брови. – Они не знают, что у них есть внучка.

- Удивила, - он хмыкает, а я хочу ему врезать.

- Я здесь не за этим. У меня самолет через два часа. Если ты…

- Если я не подойду, что тогда? – у меня падает сердце. Я готова расплакаться от облегчения. Он согласен, Боже, он согласен! Он признал Софи!

- Ты не можешь не подойти, - я снова встаю. – Кто-то из нас должен подойти. Другой вопрос, что только на двадцать пять процентов.

- То есть? – он поднимает брови.

- У нее только одна четвертая от шанса выжить, - я пытаюсь быть роботом, но слезы уже не сдержать.

- И что делать? Должен же быть еще способ! – он восклицает.

- Только еще один общий ребенок и его стволовые клетки, но Софи может не выдержать химию, - я качаю головой. – И не факт, что приживется оплодотворенная яйцеклетка после подсадки.

- После чего? – мужчина смотрит на меня, потом подходит очень близко и протягивает руку явно, чтобы вытереть мои слезы, но я отскакиваю от него.

- После подсадки, - я не готова к его прикосновениям. Я не готова к любым прикосновениям. После пары свиданий, оказалось, что я не могу касаться мужчин, а они не могут касаться меня в интимном плане. – Слышал об искусственном оплодотворении?

- Мда… - он хмыкает. – Ладно, спускайся вниз, я сейчас подойду. Обсудим условия сделки.

- Что? – в ужасе смотрю на него. – Алекс, это твой ребенок, какие условия?

- Робин, - он наклоняется ко мне, и, глядя в глаза, говорит почти в губы: - я ведь мог бы сейчас быть в тюрьме, не так ли? Не помнишь, кто меня туда посадил?

- Ты это заслужил, - рычу ему в лицо. И снова шарахаюсь, когда он хочет поправить мои волосы. – Не нужно.

- Что не нужно? – спрашивает, и делает шаг назад.

- Трогать меня не нужно, я это не переношу, - я не хотела этого говорить, но слова вылетают самопроизвольно. – После всего, что ты со мной сделал. Я не люблю, когда меня касаются мужчины, - почему-то краснею. – Кроме пациентов, конечно.

- Ладно, - он вздыхает и рассматривает меня, как будто видит впервые. - Иди в низ. Я оденусь, и тоже спущусь, - он хмыкает. – Ты-то все это видела, а вот твоей подружке я не хочу показывать свои прелести.

Хоук указывает на дверь, и я, как послушная кукла, выхожу из комнаты и иду на первый этаж. Не помню, как я оказываюсь на диване, где рыдаю и рассказываю Санни о том, какая Софи замечательная.

- А как получилось, что ты и Алекс..? – задает вопрос подруга.

- А ты не знаешь эту историю? Ты же была на суде, - я удивленно смотрю на нее сквозь слезы.

- Я ничего не поняла, - она разводит руками. – Сначала ему выдвигали просто ужасное обвинение и срок, а потом раз, и он дома, разъяренный. Я думала, что он меня убьет, - она шепотом говорит это, оглядываясь. – Все требовал твой адрес.

- Странно, я работаю под своим именем, - я пожимаю плечами.

- В смысле? – удивленно смотрит Санни. – Как под своим?

- А под каким? Я, вообще-то, не меняла имя, - теперь удивляюсь я.

- Но ты ведь Хоукинг, - Санни смотрит на меня, как на ненормальную. – Ты что, забыла?

- Я об этом и не знала, - говорю я и начинаю хохотать. – Это тебе он сказал? Или ты сама придумала? Да я, никогда не вышла бы за него замуж, после того, что он сделал со мной в том чертовом клубе в Вегасе! После того, что он делал со мной в этом самом доме! После того, что он вытворял со мной в машине! После того, что со мной сделали его люди! Ненавижу!

- Но, тем не менее, - слышу голос Хоука. – Ты моя жена. И моя женщина, о чем тебе нужно напомнить, что я и сделаю в ближайшее время.

- Я знала, что ты ненормальный, но не думала, что настолько! – восклицаю я и тут же испуганно смотрю на него. Он сейчас решает судьбу моей дочери, а я оскорбляю его. Но все же продолжаю: - Если тебе кажется, что я твоя жена, то это только, кажется.

- У меня есть доказательства, - Хоук улыбается открытой и довольной улыбкой, напоминая чеширского кота из мультфильма студии Дисней. – Прочитай и посмотри на подпись, - в руках он держит лист плотной бумаги, который и протягивает мне.

Моя решительность сразу же куда-то исчезла. Смотрю сначала на лист, потом на Хоука и на Санни. Она кивает мне на лист и одними губами говорит: «посмотри». Поднимаюсь и подхожу к мужчине.

- Что это? – можно было и не спрашивать, потому что я догадалась, что держит Хоук. – Свидетельство о браке?

- Ну, мы же были в Вегасе, - он наклоняется ко мне, обволакивая своим запахом. – Почему бы не воспользоваться моментом?

- Я этого не помню, - беру у него свидетельство, и вижу свою подпись рядом с его. Это действительно моя подпись и она достаточно четкая.

- Странно, мне показалось, что ты была достаточно адекватной, - он издевается надо мной, это я понимаю, когда поднимаю глаза на него. – По крайней мере, ты назвала меня уродом и сволочью.

- Это ничего не стоит, - я отдаю ему лист. – Это просто бумажка. Я могу в любом суде ее аннулировать.

- Попробуй, - он хмыкает. – Оставляю дом на вас, – мужчина поворачивается к Санни. – Если еще раз я увижу такое, - он обводит дом взглядом, - лишу содержания. Пойдем, - Хоук протягивает мне руку, наверное, в надежде, что я протяну в ответ свою, но я смотрю на него, как на ненормального. – Ладно, у нас еще есть время, - выдохнув, говорит он. – Пошли, самолет уже готов.

Подхватываю свою сумочку и, махнув на прощание Санни, иду за мужчиной, которому прихожусь женой. Мы сталкиваемся в дверях: Хоук зацепился сумкой за стойку для зонтов, и резко остановился. Я же, вся в своих нелегких мыслях, врезаюсь в его спину.

- Ай, - восклицаю я, больно ударившись носом.

- Черт, - восклицает Хоук, едва удержавшись на ногах. – Вот это толчок. Тебе бы борьбой заниматься.

- Эй, ребята! – смех Санни привлекает наше внимание. – Посмотрите наверх!

Я поднимаю глаза и вижу омелу, висящую при входе. Ту самую омелу, под которой принято целоваться. Машу головой и делаю шаг к двери, но Алекс меня останавливает.

- Куда? – он протягивает руку, в которую я и врезаюсь. – Обычай есть обычай.

- Что? – не верю своим ушам. – Ты серьезно думаешь, что я буду… Нет, - я смеюсь. А потом начинаю паниковать. – Никогда! Я не могу! Нет. Я…

- Никогда не говори никогда, - Хоук толкает меня, я непроизвольно делаю шаг назад и оказываюсь прижатой к стене. – Мы не должны нарушать традиции.

Я пытаюсь возразить, что не переношу поцелуи, мужские касания, но Алекс закрывает мне рот поцелуем: мягким и нежным, в то время, как его тело достаточно крепко фиксирует мое. Мои руки зажаты между нами, а его рука держит мою голову, не давая избежать его губ. Я пытаюсь оставаться безучастной, но, вдруг понимаю, что нет паники, нет отвращения, нет неприятия. Я должна брыкаться, царапаться, а я стою и целуюсь с ненавистным мне мужчиной.

- Я же говорю, что ты моя женщина, - говорит Хоук мне на ухо после поцелуя и отходит.

- Меня чуть не стошнило, - отвечаю я на его реплику. – Мы идем или нет?

- Сучка, - смеется Хоук, и от его смеха я чувствую что-то такое, не знаю, теплое. – Пошли.

На улице нас ждет машина с водителем. Алекс закидывает сумку в багажник, пока я прощаюсь с Санни.

- Удачи, Биби, - обнимает меня Санни. – Я верю, что у малышки Софи все будет хорошо.

- Спасибо, - сдерживать слезы все труднее. – Я надеюсь.

- В машину, - командует Хоук, я качаю головой, но подчиняюсь. Уже сидя в салоне, машу в окно подруге, а после откидываюсь на спинку и закрываю глаза. – Устала? – спрашивает мужчина.

- Нет, - машу головой. – Я вымотана. Я боялась, что ты не согласишься, или вообще убьешь меня не дав сказать ни слова, - грустно улыбаюсь.

- Софи копия я, пока меня отчим не изуродовал, - он не смотрит на меня, но я вижу, как напрягается его лицо, как Алекс сжимает зубы.

- Отчим? – тихо спрашиваю, понимая, что мужчина может и не ответить, или даже разъяриться.

- Да. Избил меня. А это, - он показывает на шрам, - результат удара ногой.

- Боже, - я едва дышу. Мне больно, когда я это слышу, не представляю, что чувствовал маленький Алекс. – Сколько тебе было?

- Тринадцать, - он хмыкает. – Я уже тогда был дикий и непослушный. Попадал в разные неприятности.

- Но это не причина так избивать ребенка, - я чувствую физическую боль. – А твоя мама?

- Кстати о маме, - он, наконец-то, поворачивается ко мне. – Это ты платила за лечебницу?

- Да, - отвечаю я, пожимая плечами.

- Зачем? – я удивленно смотрю на него. - Я не так спросил. Почему?

- Мне было несложно, - снова пожимаю плечами, но взгляд Хоука призывает объяснить, что я и делаю. – Я не знала, сможет ли твой брат оплатить. А моя семья у нее в долгу, да и нельзя человека с такими проблемами вырывать из привычного окружения.

- Спасибо, - тихо говорит Хоук, а я просто киваю.

- Это было несложно.

Мы молчим до аэропорта. Мы подъезжаем на территорию частных самолетов, и я следую за Алексом к уже знакомому мне транспортному средству. Мужчина передает сумку стюарду и пропускает меня вперед. Быстро поднимаюсь по трапу, и захожу в салон, с которым у меня связано одно воспоминание, не дававшее мне спокойно спать.

- Помнишь? – спрашивает Хоук. Его голос звучит у меня над ухом, и я шарахаюсь в сторону, чуть не падая на столик между креслами. – Какая ты пугливая.

- Ты постарался. Ты и твои люди, - говорю я, не глядя на него. Сажусь в кресло, и сразу пристегиваюсь.

- Что ты имеешь в виду? – он садится напротив, склоняет голову набок и осматривает меня с ног до головы.

-Я же говорила тебе, что не переношу касания мужчин, поцелуи, ласки, - он приподнимает брови. – Я не паникую, но мне неприятно.

- Ты не паниковала, когда я тебя поцеловал, - я улыбаюсь одними губами. Не скажу же я ему, что это было впервые за три года, когда я спокойно это перенесла.

– Ну, я же сказала, что меня чуть не стошнило.

- Ммм… Это немного портит мое предвкушение от сделки, но я что-нибудь придумаю, - он скрещивает руки на груди. От моего взгляда не ускользает то, насколько мощные его предплечья, какая сильная шея. – Хочешь знать условия?

- Давай уже говори. Тебе же не терпится, - я ухмыляюсь, потому что догадываюсь, какие это условия.

- Тебе ведь тоже, - он тоже ухмыляется. – Если я подхожу, то ты переходишь в мое пользование, - это звучит ужасно. Словно он о вещи говорит, а не о живом человеке. – Нет, - он машет головой. – Не так. Вы будете принадлежать мне. Ты и Софи. Вы будете моими девочками.

- А если не подходишь, - я делаю судорожный вдох, чувствуя, как першит в горле от того, что вся слизистая стала, словно присыпана песком.

- Тогда мы поддерживаем Софи, пока ты вынашиваешь ее братика или сестричку, - говорит он, и откидывается в кресле, внимательно глядя на меня.

- Ты знаешь, что у меня нет выхода, что я не могу тебе отказать, и пользуешься этим, - пытаюсь выглядеть безразличной, но меня просто колотит. Сердце выпрыгивает из груди, и приходится сжать руки в кулаки, чтобы Хоук не увидел дрожи.

- Пользуюсь, - он кивает. – И буду пользоваться. Да и вообще, ты моя жена, а значит…

- А значит, - перебиваю, - ты можешь насиловать меня, засовывать мне в рот чужие члены, отдавать своим подружкам…

- Нет, - он на секунду закрывает глаза, и сжимает зубы настолько сильно, что шрам становится белым. – Этого больше не будет. Ты только моя.

- Ты уже так говорил, - чувствую, как начинают гудеть двигатели. – А потом спокойно поделился моим телом, уничтожив меня окончательно. Если бы не Софи…

- У тебя есть фото, где ты беременная? – вдруг спрашивает Хоук. – Может родов?

Этот вопрос шокирует меня. Просто разрывает на части, не давая вдохнуть. Я вспоминаю, как с завистью смотрела на женщин, которых сопровождали мужчины на приемах у гинеколога, на родах, при прогулках на улице. В тот момент я даже жалела, что отец моей дочери получил срок, и что полиции его сдала я.

- Такие фотографии обычно мужья делают, - я отворачиваюсь.

- Я бы хотел видеть тебя беременной, - делаю глубокий вдох. – Хотел бы видеть, как ты становишься больше, как в тебе растет жизнь.

- Софи была совсем малышкой, когда родилась. Всего шесть фунтов, - я достаю телефон и нахожу папку с фотографиями дочери. Хоук имеет право их посмотреть. – Мой живот стал виден только в середине третьего триместра, - говорю, и протягиваю телефон мужчине. – Если интересно.

- Конечно, интересно, - Хоук практически выхватывает телефон, и жадно смотрит на экран. Я не знаю, сколько там фотографий, но то, что я снимала почти каждый шаг малышки – это факт. – Боже, ты сотворила чудо, - он выдыхает. – Она такая красивая…

Его слова разрушают плотину, держащую мои слезы. Закрыв лицо руками, я захожусь в рыданиях. Я держалась, гнала от себя саму мысль о смерти, о том, что могу остаться без своей малышки, о том, что она испытывает мучения, но теперь, когда Хоук смотрит на своего ребенка с таким благоговением, меня прорывает.

- Робин, детка, - слышу сквозь шум в ушах, и чувствую, как Хоук оказывается передо мной. Он отстегивает мой ремень, и, взяв на руки, садиться, усаживая меня к себе на колени. Я не могу сопротивляться, и не хочу. Мои силы иссякли. – Все будет хорошо.

- У нас остался месяц, - плачу я, уткнувшись в его грудь. – Всего месяц, а она такая маленькая.

- Я обещаю тебе, что все будет хорошо, - он гладит меня по спине, по плечу, целует в макушку. – Сейчас прилетим и все решим, да? – я киваю, и вытираю слезы. Лавина как накатила, так и остановилась. – Куда сразу?

- К лечащему врачу, - говорю, и сползаю с его колен. В неловком молчании сажусь в его кресло, и снова вытираю слезы, которые уже просто катятся. Выдыхаю, и объясняю наши последующие действия: – Он скажет, что делать дальше. Я не сильна в онкологии, особенно в ювенальной. Врач Софи лучший в своем деле. Я с трудом уговорила его заняться дочерью, - словно робот говорю я, а после, вновь расплакавшись, глядя ему в глаза, говорю: - Спасибо тебе. Я готова на все, только бы Софи жила. На все.

- Вот и замечательно, - куда-то девается тот мужчина, который буквально три минуты назад вытирал мои слезы. Я вижу делка, бизнесмена, крупного мафиози. – Значит, ты согласна на мои условия?

- Да, - отвечаю я, тяжело вздохнув. – Чтобы за ними не стояло. Только, - он вскидывает брови, удивленно глядя на меня. Может мне стоило сейчас промолчать – снова не время пререкаться и ломаться, но я не могу смолчать, поэтому говорю: - я не вернусь в Техас. Мне нужно остаться в Клее. Я ординатор, и должна закончить обучение.

- Я решу этот вопрос, - говорит Хоук, а я закатываю глаза.

- Так, как с судимостью? – он холодно смотрит на меня. – Я не хочу возвращаться в Техас, и никогда не поеду в Вегас, так понятней? – я злюсь, а это нехорошо. Не сейчас. – Я ненавижу Техас.

- Понятно, - он снова скрещивает руки на груди. – Я сказал, что решу этот вопрос, - повторяет мужчина. – А насчет судимости… У меня компромата на всех участников процесса столько, что им легче было бы меня убить, чем судить. Но и тогда они бы не избежали проблем. Поэтому да, на вопрос купил ли я всех, я отвечу «да». Еще вопросы?

Машу головой, скорее не отрицая, а удивляясь тому, как он спокойно говорит об этом. Словно он говорит не о нарушении законов, а о чем-то мелком, не стоящем внимания.

- И ты продолжаешь убивать людей? – спрашиваю я, боясь ответа.

- Нет. Те, на дороге, были последние, - я удивленно смотрю на него. – Я сдал дела, и ушел в бизнес. Клубы, несколько предприятий и гостиницы.

- Гостиницы? – удивляюсь я.

- Да. И ваши тоже, - он криво улыбается, глядя на меня, видимо ожидая какой-то реакции. Но я его удивляю очередной раз – вообще никак не реагирую. – Я их купил. Не выбил, не принудил к продаже. Просто сделал предложение, от которого твой отец не смог отказаться.

- Ясно, - пожимаю плечами. – Мне это не интересно.

- Совсем? – он мне не верит. Хоук не знает, что я не претендую на наследство отца. У меня есть трастовый фонд бабушки, и мне этого достаточно.

- Абсолютно, - говорю и откидываюсь на спинку. – Я не общаюсь с семьей, и не собираюсь.

- Мы подлетаем, - вдруг слышу за спиной, и на меня наваливается реальность еще с большей силой. Начинаются самые тяжелые и страшные часы и дни в моей жизни.