Роман Холодные пески Техаса глава Глава 40

В аэропорту играют рождественские гимны, как в фильме «Реальная любовь» люди друг друга обнимают, слышится смех и возгласы. Только мне совсем невесело. Я чувствую величайшую душевную боль, которую невозможно превозмочь, обезболить или вылечить. Как и мое дитя невозможно вылечить без участия ее отца – мудака Хоука.

В тот день, когда у Софи неожиданно поднялась температура, я была на дежурстве. Бетти позвонила мне, чтобы получить разрешение дать малышке парацетамол, хотя мы договорились, что я полностью доверяю ей в экстренных ситуациях – Бетти все же медсестра с очень большим стажем. Женщина звонила мне каждый час, отчитываясь в состоянии Софи, а когда температура спала, они отправились спать, а я продолжила спокойно работать.

На следующий день ситуация повторилась, с одним различием – я была дома. Мы снова сбили температуру, хотя девочка была вялой весь вечер. А вот на третий день я обнаружила во рту Софи гематому. Это стало ударом. Я не педиатр, и уж тем более не детский гематолог, но симптомы лейкоза мне известны. Я прорыдала всю ночь, ища в интернете лучшие центры по работе с детскими лейкозами, и благодаря Бога, за то, что я богата. А наутро, подхватив Софи, оставив дом на Бетти, я отправилась в Нью-Йорк, в лучшую клинику по борьбе с детскими лейкозами.

Начались мучительные дни, когда надежда на то, что я ошиблась, таяла с каждым часом. Малышке делали биопсию и пункцию, а я сидела в комнате ожидания и не могла ни о чем думать, как только о том, как она там лежит под наркозом: такая маленькая и одинокая. Каждый раз я с надеждой смотрела на лечащего врача, и с каждым разом впадала в уныние и горе – все анализы подтверждали диагноз. Я испытывала адовы муки, хотела рыдать и кричать, но улыбалась малышке, когда та выходила из наркоза, когда проходила первую химию, и вторую – потому что первая не помогла.

Софи поставили на учет реципиентов, на поиск донора. Но, видимо так сложились звезды, не было ни одного донора с подходящими для нее параметрами. Ни одного. Гребаного. Донора. Проверили меня – я не подошла. Это стало для меня ударом: я, выносившая своего ребенка, не могу ей помочь. Я была готова разорвать грудную клетку и своими руками отдать дочери все, но это все равно бы не помогло. Психолог разговаривала со мной каждый день, я нашла психолога в Нью-Йорке и общалась с ней. Но ничего не помогало – я скатывалась в нервное истощение. Ведь ночные кошмары так и не прошли.

- Что насчет отца Софи? – спросил лечащий врач. – Он может подойти для того, чтобы стать донором.

- Мы не общаемся, не думаю, что он захочет, - у меня не осталось сил. Я сидела в кресле в кабинете, но хотела быть там, рядом с Софи, в ее палате.

- Плохо, вы могли бы зачать от него запасного ребенка, - я в ужасе посмотрела на него, чувствуя, как бледнею до такой степени, что коже даже больно стало. – Нет, Робин, вы, о чем подумали? – он улыбнулся. – Вы же врач, и знаете, что ребенок от тех же родителей, является идеальным донором для своего брата или сестры. Но, правда, у нас не столько времени.

Я впервые услышала от врача какой-либо прогноз, и он меня ужаснул. Охрипшим голосом, я спросила:

- Сколько?

- Максимум пару месяцев. Робин, мой вам совет, не ждите донора. Попытайтесь связаться с отцом. Заплатите, уговорите, выпросите, вымолите, но добудьте его согласие на донорство, - он тяжело вздохнул. – Я не люблю такое говорить родителям, потому что это несправедливо, но сейчас все только от вас зависит. Вам необходимо любыми способами спасти дочь.

- Может быть, можно найти донора за границей? Я все оплачу: обследование, проживание, реабилитацию, за помощь. Любые деньги! – я не могла представить, как я обращусь к Хоуку. А еще не могла представить, как больно будет слышать его отказ.

- Мы ищем, но ничего нет. Никого нет, - он развел руками. – Софи слишком маленькая, и у нее слишком мало времени. Отправляйтесь к ее отцу. Это, пока, последняя надежда.

И вот я стою посреди аэропорта имени Д.Ф. Кеннеди, и жду свой рейс, оставив дочь с Бетти. А еще с ней я оставила свою душу. Потому что она нужней ей, а не мне, летящей на встречу с ее ужасным отцом. Ужасным и таким красивым…

Я боюсь, что встречу на борту Линду, потому что лечу той же авиакомпанией, что и тогда, когда я рвалась спасти Санни. Но полет обслуживают другие девушки, и два часа я просто смотрю в одну точку и пью кофе. Я не знаю, как пройдет встреча, как он отреагирует, и, что самое ужасное, как отреагирую я.

Когда капитан говорит свои обычные слова, я, в компании других привилегированных пассажиров, покидаю борт в первых, и мчусь сразу на выход, чтобы взять такси. Мне не нужна машина на прокат, в городе я задержусь не более пяти часов – билет у меня уже заказан.

Беру такси достаточно быстро, не смотря на большое количество желающих, и называю адрес дома Хоука. Он не изменил место жительства, не изменил свой стиль жизни, да и бизнесом он все также занимается.

Чем ближе такси меня подвозит к месту, тем сильнее потеют мои ладошки, холодеет внутри, и тем больше дрожит мое тело. Паника нарастает, пусть не сильно, но я чувствую, что мне все труднее дышать. Я не думала, что мне придутся встретиться с ним еще раз, хотя в моих снах мы видимся почти каждую ночь.

- Мэм, мы приехали, - говорит таксист, и я только сейчас понимаю, что он молчал всю дорогу.

- Да, спасибо, - мой голос сел от переживаний. Расплачиваюсь с водителем, оставляя чаевые в два раза больше, чем сумма за то, что он меня привез. – С Рождеством, - говорю и улыбаюсь. Но, думаю, что моя улыбка больше похожа на гримасу.

- С Рождеством, - отвечает водитель, довольно улыбаясь. Вот у него точно проблем кроме как прийти домой и готовиться к празднику, нет.

Выхожу из машины, и иду не к основному входу. Я уверена, что если он меня увидит раньше, чем я зайду в дом, он меня не пустит, или скрутит, а потом убьет в той самой комнате. Поэтому обхожу усадьбу по периметру и ищу тот самый лаз, в который мы пролезли, чтобы попасть на вечеринку Рэйнольдсов. И радуюсь, едва не вскрикивая от ожидаемой неожиданности: дыра в заборе на месте, но она заросла лианами, с которыми я справляюсь, но с большим трудом.

Продравшись сквозь не стриженые кусты, я выхожу на более отрытую местность, и внимательно осматриваюсь. Никого нет. На территории стоит тишина, которая даже немного пугает. Охраны нет, я не могу понять это потому, что ее просто нет, или потому, что она в другом месте? Но времени на раздумья нет, поэтому я иду, не прячась, прямо к центральному подъезду. Мне никто не встречается, и, когда я, дрожащими руками толкаю дверь, она свободно открывается. Теперь мне становится страшно. Кроме Хуаны никто не знает, что я прилетела – я доверяю женщине, как самой себе. Значит, никто здесь меня не ждет. Тогда что происходит?

Уже через несколько минут я понимаю, что происходит: здесь была вечеринка, и в состоянии работать только клининговая кампания. Они снуют по столовой, коридорам, кухне, убирая мусор после гостей, и наводя тот блеск, который должен быть в этом доме. Я дрожу от страха и от воспоминаний, и мне приходится остановиться, согнуться пополам и выдохнуть, чтобы хоть как-то успокоиться. Сейчас бы не помешала йога, но…

- Робин? – слышу голос из прошлого, и медленно поворачиваюсь. – Робин, это действительно ты! – пищит Санни, и хватает меня в охапку. – Боже, - потом хватает меня за плечи и отодвигает на длину рук. – Это точно ты! – повторяет. – Господи, я уже думала, что никогда тебя не увижу!

- Не кричи, - говорю я, избавляясь от ее рук. – Это я.

- Ты где была? - вдруг атакует Санни. – Алекс тебя искал! Где ты была?

- Не кричи! – повторяю. – Это не твое дело, где я была. Там же, где была ты, когда я тебя искала. Где он?

- Кто? – она никогда острым умом не отличалась и успешно тупит и сейчас.

- Алекс. Брат твоего бойфренда, - устало говорю я.

- Мужа, - поправляет Санни и я салютую ей рукой.

- Поздравляю, - в моем голосе нет энтузиазма. – Так где он?

- У себя в комнате, - говорит Санни. Я поворачиваюсь, чтобы сразу же туда пойти, но она меня останавливает. – Подожди. Он зол на тебя. Осторожней.

- Ты не представляешь, насколько я на него зла, - отвечаю, и иду в пасть к льву.

Иду по лестнице, по коридору, а в ушах стучит пульс. Он стучит так, что мне кажется, что я даже подпрыгиваю ему в такт. Когда я подхожу к той комнате, где прожила самые худшие дни своей жизни, где испытала самые сильные эмоции, где получала нереальное удовольствие и переносила настоящие мучения, меня начинает потряхивать. Мне хочется открыть эту дверь и посмотреть, а нет ли там новой девушки? Новой жертвы? И я толкаю ее. В ней нет никого, но, что меня шокирует еще больше – она осталась без изменений. А на кровати лежит та одежда, в которой меня сюда доставили. Вернее ее ошметки. И мои браслеты…

Меня это шокирует, и на доли секунды я забываю, зачем сюда пришла. Прошлое наваливается, вызывая воспоминания, ощущения, чувства, которые я испытывала тогда. Словно не было этих трех лет, и словно я не уходила отсюда.

- Робин? – голос, который я слышу, приводит меня в ужас. Я замираю, боясь повернуться. – Робин, это ты?

- Я, - взять себя в руки полностью не получается, но я справляюсь с голосом, и это уже маленькая победа. Мне приходится повернуться, и я на миг зажмуриваюсь – Хоук стоит передо мной в одних боксерах. Но я успеваю заметить, что он стал крупнее, и на его идеальном теле появились татуировки. – Это я, - подтверждаю еще раз, и выдыхаю.

- Что ты здесь делаешь? – он тоже отошел от неожиданности, и я вижу его кривую улыбку. Мне хочется его ударить, вцепиться в него, просто порвать его зубами. Но я лезу в карман и достаю небольшой прямоугольник, который протягиваю мужчине. Это фотография Софи в возрасте двух лет. Хоук смотрит на фото, ничего не понимая, и тогда я говорю:

- Это Софи. Твоя дочь, и если ты ей не поможешь, она умрет.