Роман Холодные пески Техаса глава Глава 31

Пытаюсь подняться, но мучитель держит меня, придавив в районе грудины. Вцепившись в его руку, царапаю и тяну. Шок, в котором я прибываю выбивает из меня возможность говорить. Я хватаю воздух, и счастье, что член Хоука уже не во рту – я бы его точно откусила. Чувствую, что просто задыхаюсь, и если, хотя бы не сяду, скоро задохнусь.

Хоук понимает это, и убирает руку. Я тут же сажусь, и начинаю шумно дышать. Мне мало воздуха. Выскакиваю из машины, падаю на колени и ничего не могу сделать – начинается паническая атака. У меня такого еще никогда не было – Я теряюсь в этих ощущениях. Теряюсь в шуме в ушах, в дизориентации. Сердце готово выскочить из груди, и мне кажется, что сейчас начнется фибрилляция желудочков из-за нарушения ритма.

- Дыши, - не знаю, я это услышала, или придумала – гул в ушах перекрывает все окружающие звуки. – Робин, просто сделай чертов вдох носом и считай со мной. Один, - я вдыхаю, резко и коротко. – Один! Громче повторяет Хоук, и я думаю вслед за ним. – Два! – делаю второй вдох. – Я не слышу!

- Два, - хриплю, хватая воздух уже ртом. Так вдох за вдохом, прихожу в себя. Тело начинает дрожать, я поправляю волосы, и не могу понять, что на них. Смотрю на дрожащие пальцы в недоумении. Но это длится доли секунды. А потом я прихожу в себя настолько, что уже могу спросить:

- Ты отправил первое фото? – из-за произошедшего в той жуткой комнате, я забыла о первом фото. Но вторым Хоук успешно мне напомнил.

- Да, - он хмыкает, смотря на меня сверху вниз. – Папочка уже получил замечательное фото своей принцессы.

Закрываю лицо руками. Ни один отец в мире не хотел бы видеть свою дочь на такой фотографии. Это мерзко, отвратительно и ужасно. Это, как будто ты присутствуешь на изнасиловании своего собственного ребенка.

- Ты ненормальный, - шепчу. Чувствую, что из глаз катятся слезы. – Больной ублюдок.

- Ты уже это говорила, - он указывает на машину. – Садись.

- Я дождусь того момента, когда ты сдохнешь, а потом буду прыгать на твоем трупе, - Подняв подбородок, смотрю в его смеющиеся глаза. – А еще лучше – я сама тебя убью.

- Ну-ну, - Хоук смеется, а потом снова указывает на машину и приказывает: – Садись!

Обхожу машину, хлопаю дверью так, что возможно повреждается стойка. Мне все равно. Отворачиваюсь, но потто поворачиваюсь и задаю снова один и тот же вопрос:

- За что? Ты же уничтожил не только моего отца, ты и меня уничтожил. Ты всех нас… Лучше бы ты нас просто убил. Это грязно. За что? Зачем так?

Мой вопрос остается без ответа. Хоук не отрывает взгляд от дороги, вообще не реагируя на мое присутствие. В машине звенящая тишина, и если бы не звук двигателя, я бы слышала, как бьются наши сердца. Не в унисон.

Не замечаю, как заезжаем в город, и Хоук паркуется у аптеки.

- Одна попытка сбежать – ты труп. Одна попытка привлечь внимание – труп и ты, и тот, чье внимание ты привлекла. Я не шучу, - мужчина выходит из машины, блокирует двери и идет в аптеку. На улице уже темно, и в салоне машины меня никто не увидит. Я тихо плачу, мое опустошение увеличивается с каждым разом. Все происходящее убивает меня постепенно. А после таких фотографий… Смогу ли я смотреть в глаза родителям? Не представляю, что пережил папа, когда увидел этот ужас. Я бы точно сошла с ума…Какой нужно быть отбитой сволочью, чтобы сделать такое?

Слышу, как снимается блокировка с дверей, как Хоук садится в машину, бросая мне на руки пакет с лекарством.

- Не слышу благодарностей, - говорит мужчина, садясь поудобней, и пристегиваясь ремнем безопасности. Я ничего не отвечаю, и даже не смотрю на него. Просто не могу. Я ужасно устала, и обессилена.

Откидываюсь на сидение, и следую примеру Хоука, не отвожу взгляда от дороги. Вокруг горит огнями жаркий Даллас, а мне холодно. Я чувствую, как каждая клетка моего тела становится ледяной. Наверное, это защитная реакция моего разума и тела, ведь только так я смогу выжить в этом кошмаре.

Я еду по знакомым улицам, мимо любимых кафешек, парков. Мимо мест, которые запечатлелись в моей памяти, и хочу кричать от боли и ужаса. Мне снова, как по дороге к врачу, хочется, чтобы меня увидели, узнали. Чтобы запомнили машину и по номерам нашли, н я сама понимаю, что этого не будет. Машу головой, как будто могу избавиться от ненужных мечтаний. Как ни странно это помогает, потому что когда мы заезжаем во двор усадьбы, мне уже все равно. Мне все равно, когда Хоук паркуется, и приказывает выходить. Все равно, когда он ведет меня в дом, крепко держа за предплечье, все равно, когда заводит в большую комнату, и усаживает за длинный стол сервированный к ужину.

- Сегодня ты ужинаешь со мной.

- Хорошо, - мой голос бесцветный. Я сама удивляюсь этому. – мне нужно помыть руки.

- Просто не суй их в рот, - он садится напротив. – Ешь, - указывает на блюда расставленные на столе.

- Я не голодна, - не смотрю на него. Руки сцеплены, лежат на коленях, и я смотрю на них. Я е хочу поднимать глаза, не хочу видеть в его глазах победу, превосходство.

- Мне похуй, Робин, голодна ты или нет. Или ты сейчас ужинаешь, - я перебиваю его, теперь уже глядя на него:

- Я. Не. Голодна! – в голосе все, что я пережила, все, что чувствую к нему. Ненависть искрит из меня. Тяжело дышу, но держу его взгляд – жестокий и горящий.

- Хорошо! Не хочешь есть, как человек, будешь жрать, как собака! – он встает, обходит стол, и стаскивает меня на пол. Достаточно резко, я ударяюсь коленями, и чтобы не упасть лицом об пол, упираюсь руками. Передо мной появляется тарелка, а потом туда же падает кусок мяса на кости. – Жри, сука! – обхватывает затылок и толкает лицом в тарелку: - Жри!

Не знаю, сколько бы это продолжалось, но слышу окрик:

- Коннор Александр Хоукинг! – хватка слегка ослабевает, но не настолько, чтобы я смогла от нее избавиться. –Ты что делаешь?

- Не лезь, - рычит мужчина. Мои волосы растрепались и свисают на лицо, а шея завтра будет болеть.

- Оставь девочку в покое! Немедленно! – я слышу шаги, и вижу ноги в домашних туфлях. Поднять голову не могу, Хоук все еще прижимает меня. – Кому сказала! – слышу шлепок по рукам. – Ты позоришь всех нас!

- Она Боррегар! – почти кричит Хоук.

- И что? Это не причина относится к ней так! Быстро отпусти! – и, о чудо, рука на моем затылке разжимается. Я вижу перед лицом руку со сморщенной кожей. – Пойдем, деточка. Алекс, как первобытное животное себя ведет.

Я поднимаю голову и вижу туже самую женщину, которую встретила в самом начале моего пребывания здесь. – А ты, - она поворачивается к разъяренному Хоуку, - подумай о своем поведении.

Глядя на его лицо, на играющие желваки, на морщину, перерезавшую лоб, на раздувающиеся ноздри понимаю, что мне придется за это ответить. Но, черт возьми, я ликую! Какая-то маленькая старушка просто укатала здоровенного мужика. Так тебе!

Сдерживаю эмоции, чтобы он не увидел моего ликования и радости, иначе достанется еще больше. Наклонив голову, обхожу Алекса по периметру, стараясь не коснуться не только его тела, а и даже одежды. Жду, что он схватит меня за руку, но он этого не делает, а только говорит:

- Иди в свою комнату, - и это звучит устрашающе.

Я киваю, и подчиняюсь, хотя женщина и настаивает на посещении кухни. Но после нескольких минут препирания соглашается.

- Он и в детстве такой был. Жаль мальчика, - она гладит меня по руке. – Но, мне кажется, с тобой он может стать другим.

- Ага. Еще хуже, - говорю я, и иду в комнату, ставшую моей тюрьмой

Льдьбьбьб

Я дико устала. От впечатлений, от бесконечных унижений, от страха болезненной смерти. Я устала жить, и в голову закрадываются мысли о суициде, которые я отгоняю. Я не смогу убить себя – не для того эволюция столько лет работала над телом и разумом, чтобы я могла в одну секунду уничтожить ее труды.

Падаю на кровать, не в силах пошевелить пальцем. Но думать я все еще могу, и от этого тошно. Наверное, лучшим выходом было бы помешательство, но и с этим мне тоже не везет. Мое тело сильное, а разум еще сильнее, и мне придется пережить все мучения. А еще лучше – сделать это с гордостью. Но.… Не так легко быть гордой, когда тебя постоянно унижают и издеваются над тобой.

- Я больше не могу, - шепчу в подушку. – Я не могу больше. Папочка, где же ты? – я всегда была уверена, что мой отец может все. Не потому, что он богат, как Крез, не потому, что у него есть реальная власть, а потому, что он мой отец. Самый лучший и самый сильный. И сейчас я тоже надеюсь, что у него получится меня найти. Потому что сбежать я не смогу. Я оказалась не настолько сильной, как думала. Я просто не смогу. Я не решусь, я не осилю побег.

Реву, как маленький, обиженный ребенок, и не слышу, как внизу Хоук ругается с той женщиной. Не слышу, как кричит мучитель, и как его легко перекрикивает женщина. Я плачу до тех пор, как над моей головой звучит голос горничной:

- Мисс, - подпрыгиваю, от неожиданности, и поднимаю лицо, мокрое от слез. – Мисс, ваш ужин.

- Я, - голос хрипит, - я не голодна, убираю от лица волосы и поднимаюсь. – Спасибо, но я не хочу есть.

- Хозяин сказал, что вы должны съесть свой ужин. Пожалейте меня, - она поднимает крышку и на большой тарелке лежит тот самый кусок мяса, ложка салата и гарнир. Простая еда, но и тут он не смог меня не унизить.

- Оставь здесь, я потом съем, - говорю, и сама удивляюсь, насколько устало звучит мой голос.

- Не могу. Хозяин приказал быть при вас, пока вы все не съедите, - она пожимает плечами.

- Хорошо, но ты присядешь, и не будешь смотреть на меня, - я устала спорить, да и девушку действительно жаль. Теперь я знаю, какой к нее хозяин, и что он может с ней сделать.

Мне не хочется есть это мясо, и я начинаю с салата. Оказывается, я дико голодна, поэтому управляюсь с едой за несколько минут.

- Спасибо, - говорю девушке, скромно сидящей на стуле.

- Это вам спасибо, - она собирает приборы. – Хозяин зол, как дьявол, мне бы не поздоровилось.

- Зол? Почему? – спрашиваю я и получаю полный укоризны взгляд.

- А то вы не знаете, - она подходит к двери. – Он бесится, что вы ему не подчиняетесь.

- Я? – удивленно смотрю на горничную. – Я делаю все, что он говорит.

-Сразу? – она улыбается.

- Ну, нет, - пожимаю плечами. – Но делаю же.

- В его глазах – нет, - я замираю. – Не бойтесь, он собирается уезжать сегодня. Можете отдыхать.

С этими словами девушка выходит за двери, закрывая их на ключ. Я иду в душ, чувствуя, как становится легче дышать. Отсутствие Хоука облегчает жизнь всем обитателям этого дома, а особенно мне.

После душа, ложусь спать и очень быстро засыпаю. Мне необходим сон, мои мучения еще не закончились.

Я сплю без снов, легко, словно в детстве. За одну ночь я отдохнула за все бессонные ночи, что были здесь. И, не знаю, сколько я бы еще спала, если бы не Хоук, решивший меня разбудить.

- Робин, - он не груб, мое имя он произносит достаточно тихо, но я вскакиваю, как будто над ухом прозвучал корабельный колокол.

- Что? – слышу смех.

- Ты бы сейчас себя видела, - Хоук смеется так, словно мы семейная пара и он разбудил меня утром, уходя на работу. – Успокойся, я не съем тебя.

Пока он говорит, я полностью пробуждаюсь, и, конечно, вспоминаю все, что вчера произошло, и то, как он себя вел. Сегодня это совсем другой человек. Как будто в нем уживаются две личности. Впрочем, а почему бы нет?

- Я так не думала, - отвечаю, и возвращаюсь на подушку.

- Ээ, нет. Просыпайся, - он выдергивает ее из-под моей головы, от чего голова падает на матрац и отпрыгивает от него, как мячик.

- Ай, что ты делаешь? Я чуть шею не свернула, - сажусь, потирая затылок. – Что случилось? – я вижу, что у него неплохое настроение. Видимо, вчера он выбросил адреналин, и сегодня счастлив и спокоен.

- Я долго думал…, - он смотрит на меня. – Ты вчера спрашивала, зачем и за что? – я киваю. – Я решил, что пора показать: зачем и за что. Собирайся. У тебя полчаса. Потом завтрак и отправляемся.

Мужчина уходит, а я еще во власти сна, бреду в ванную, где, чтобы окончательно проснуться, включаю холодную воду, и становлюсь под жалящие струйки. Сон, как рукой снимает.

Через тридцать минут открывается дверь, заходит Хоук и смотрит на меня. Потом одобрительно кивает: я не знаю, куда мы едем, поэтому надела льняное платье известного производителя, которое идеально садиться на мою фигуру и подходит моему типажу.

- Кто подбирал одежду? – спрашиваю у Хоука, когда он открывает шире дверь и пропускает меня вперед.

- Ну, не я, - он качает головой. – Думаю, это понятно, - я недовольно цокаю языком. – Стилист, кто еще. Я тебя описал, она подобрала.

- Она для тебя такое не впервые делает? – на свой страх и риск, спрашиваю.

- Мои любовницы одеваются сами – если ты это хотела услышать, - я фыркаю. – Впервые, - добавляет.

- Понятно, - качаю головой. Хотя ничего не понятно. Зачем нанимать стилиста, чтобы одень пленницу? Зачем тратить деньги на одежду от известных модных домов, если можно купить в массмаркете довольно нормальные вещи? Странно.

Мы выходим и снова садимся в тот самый внедорожник. За нами снова едет машина охраны. Все, как и вчера. Но, если он снова захочет повторения вчерашнего – ничего не получит. Пусть лучше убьет.

- Куда ты меня везешь? – спрашиваю, не глядя на него.

- Как ты себя чувствуешь? – неожиданно спрашивает Хоук, не отвечая на мой вопрос, а задавая встречный.

- Нормально, - отвечаю, и смотрю на него. – Ты не ответишь?

- Скоро увидишь, - все же отвечает мужчина. – Совсем скоро.

Мы снова выезжаем за город, но, если вчера, мы практически сразу и приехали, то сейчас едем по трассе достаточно долго. Время от времени проезжаем повороты на дальние ранчо, а в один из них заворачиваем.

- Если у тебя спросят, кто ты, скажешь, что моя девушка, поняла? – Хоук смотрит на меня, а я заливаюсь румянцем. И сама впадаю в ступор: трахаясь с ним я не краснею… - Робин, - он щелкает пальцами у меня перед носом, - скромную девственницу играть потом будешь. Сейчас ответь – ты поняла?

- Да, - рявкаю, шокированная своей реакцией. – Поняла.

- Вот и замечательно, приехали, - перед нами вырисовывается забор, которому не видно конца и края. По центру стоят ворота, на которых нет ни одной вывески, указателя, знака. Только камера видеонаблюдения и все. Хоук опускает окно, и показывает в камеру какую-то карточку. В тот же момент забор отъезжает, запуская нас внутрь.

- Что это? Частная тюрьма? – забор высокий, с колючей проволокой по краю.

- Частная психиатрическая клиника, - отвечает мужчина, и тяжело вздыхает.