Роман Холодные пески Техаса глава Глава 28

- Мне больно, - возмущаюсь я. – Отпусти, я и так пойду!

Он не обращает внимания на мои возгласы. Быстрым шагом мы передвигаемся по длинному коридору. Я впервые вышла из комнаты после того раза, в его кабинете. Понимаю, насколько я засиделась, хоть и пыталась заниматься йогой все это время. Ноги вообще не хотят идти, поспевать за ним. Но он крепко держит меня, словно боится, что я вырвусь, и я практически бегу за ним. Мы спускаемся на первый этаж, что дает мне надежду на то, что мы идем на улицу. Но она рушится на глазах, когда Хоук ведет меня в подвал.

- Нет! – я начинаю вырываться. – Нет! Ты снова обо мне забудешь! Я не переживу второй раз! Нет! – мои вопли слышит весь дом. Я вижу, как из дальнего угла показывается женщина в возрасте. Я разворачиваюсь резко, так, что мои волосы хлещут Хоука. – Помогите! Спасите меня! Пожалуйста!

- Заткнись! – мучитель дергает меня на себя, я врезаюсь в его твердое тело. – Мама Салли, вернись на кухню! – приказывает он женщине.

- Я с тобой потом поговорю! - кричит она нам вслед, но никто ее уже не слышит. Хоук стаскивает меня со ступенек, и мы оказываемся в подвальном коридоре.

- Убей меня! Просто убей! – я упираюсь пятками. – Давай, прям сейчас, ну же!

Хоук разворачивает меня и припечатывает к стене с такой силой, что из легких выбивается весь воздух. Его ладонь обхватывает мое горло, очень туго. Я начинаю хватать воздух, не замечая, что пола я касаюсь только кончиками пальцев. Он поднимает меня одной рукой, глядя мне в глаза. А я уже почти ничего не вижу, перед глазами пелена, мозг кричит о том, что нужно дышать, легкие разрываются от боли. Не замечаю, как царапаю его руку, пытаясь сорвать ее с моего горла. Вот-вот начнет сминаться трахея, сломается подъязычная кость. Он практически вешает меня на своей руке. Сознание затуманивается и в этот момент, когда я почти отключаюсь, Хоук разжимает руку, я валюсь на пол. Мне все равно, что больно ударяюсь о плитку, все равно, что ударяюсь головой о стену. Я шумно дышу, кашляю, хриплю. Теперь больно от того, что легкие наполняются кислородом. Слезы льются из глаз, тело дрожит…

- Ну что, все еще хочешь умереть? – спрашивает мужчина, нависший надо мной. Я молчу, пытаясь собрать себя. С такой жестокостью я не сталкивалась никогда, и это нереальный шок для моей психики. – Робин, я жду.

Если бы я не была жертвой, то могла бы подумать, что ему скучно – настолько отрешенно были сказаны эти слова. Поднимаю глаза и сталкиваюсь с его холодным взглядом. Меня обдает холодом. Во время секса его глаза совсем не такие, да и до этого момента он был не таким. Он был живым.

- Нет, - я машу головой.

- А что ты хочешь? – он открыто издевается надо мной.

- А ты как думаешь? – он приподнимает брови в недовольстве. - Жду и вижу, как ты меня закроешь в темной комнате и уморишь голодом и отсутствием воды, - я улыбаюсь, чем привожу его в короткое замешательство.

- Я не удовлетворю твое желание, - он криво улыбается, буквально вышвыривая меня в воспоминания о несчастном юноше в темном парке. – Зато удовлетворю свое.

Он толкает дверь за моей спиной.

- Вставай птичка, пора служить своему хозяину.

- А до этого что было? – с трудом поднимаюсь на дрожащих ногах, пока Хоук нависает надо мной, как хищник над жертвой. Не смотрю на него, а опираясь на стену, заглядываю в комнату, и в ужасе отшатываюсь. – Что это?

- Пыточная, - спокойно говорит мужчина.

- В смысле? – то, что я вижу похоже на комнату из фильмов ужасов, или триллера про маньяков. – Не надо, пожалуйста, - вырывается у меня после первого взгляда в темноту камеры.

- В прямом. Заходи, - он достаточно легко толкает меня в спину, но от неожиданности я вваливаюсь в комнату. Дверь за спиной закрывается с каким-то ужасным скрежетом. Или мне так кажется. Помещение погружается во мрак, и я делаю глубокий вдох от страха. – Тихо, птичка, я здесь.

Он что, пытается меня успокоить? Сдерживаю нервный смешок, чтобы не разозлить его еще больше – шея и горло все еще болят.

- То, что ты здесь, пугает меня еще больше, - тихо говорю, и в этот момент загорается свет. Очень яркий и холодный.

- А я сейчас уйду, - голос Хоука звучит у меня над ухом. Я вздрагиваю, когда его руки ложатся мне на плечи, и мужчина разворачивает меня к чему-то ужасно похожему на Андреевский крест. – А ты пока повисишь на этом прекрасном приспособлении.

- Ты ненормальный? – чувствую, как начинает пробивать дрожь. Пытаюсь вырваться из его рук. – Ты не можешь… Что я тебе сделала? Что?! Пожалуйста, не нужно! Подумай, что ты делаешь!

- Я делаю то, что мне нравится, - его голос ровный, как голос робота при автоматической озвучке книги в приложении для чтения. Голос в метро и то более живой.

- Ты машина, - не замечаю, как по щекам бегут слезы. – Ты машина, а я нет. Я не могу без воды и еды. Я больше не могу.

- Успокойся, Робин. В этот раз все будет не так, - он толкает меня на крест, и как бы я не сопротивлялась, через несколько минут мои руки прикованы, а еще через несколько минут прикованы и ноги. – Прелесть. Всегда любил пришпиливать бабочек, - он осматривает меня с ног до головы. – Ты отлично смотришься, Робин.

- Ты маньяк, - шепчу. – Больной маньяк.

- Фуу, Робин, ты же врач, - он подходит ближе, проводит пальцем по шее, вызывая у меня желание, просто откусить этот палец. – Ты же знаешь, что диагноз неправильный.

Я молчу, отвернувшись так, как это возможно. Поэтому не вижу, что он делает, но слышу, как звенит что-то сделанное из металла. Звук неприятный, устрашающий, пробирающий до костей. Непроизвольно поворачиваюсь в сторону звука и вижу, как Хоук стоит, держа в руках огромный нож, больше похожий на короткий меч.

- Остановись, - волна ужаса накрывает меня, как цунами. Я чувствую, как холодеет и бледнеет кожа. Вместе с ужасом приходит адреналин, заставляющий сердце биться быстрее, а ело трястись.

- Ты решила, я тебя убить собираюсь? – Хоук наклоняет голову набок, наклоняется, чтобы глаза встретились. – Испугалась? – спрашивает, и, не дождавшись моего ответа, утверждает: - Испугалась. Не сегодня, - успокаивает он. – Твой папочка еще не наказан.

Хоук отходит на шаг, а потом поддевает ножом низ футболки и дергает. Ткань расслаивается под лезвием, как кожа под скальпелем. Даже треска никакого нет. Я замираю – в руках мучителя оружие, которое при неаккуратном использовании может распороть мою плоть легко и просто.

Хоук подтверждает мое предположение, проведя кончиком под грудью. Едва касаясь. Но я чувствую, как по коже течет тоненькая горячая струйка. От шока, боли я практически не чувствую, но вижу, как темнеют глаза мужчины, как зтрепещут крылья его носа. Он, словно хищник, чувствует кровь. Хотя… Он и есть хищник.

- Я мог бы сделать несколько неглубоких надрезов, и оставить тебя на несколько часов, - он смотрит на меня сверху вниз. – Ты бы просто заснула, и твои родители получили бы бездыханное тело. Я мог бы надавить чуть сильнее здесь, - он касается кончиком ножа места, где бьется тонкая сонная артерия, и я боюсь сделать даже поверхностный вдох. Хищник не сводит с меня своих ярких глаз: - и все закончилось бы быстрей. Но я хочу, чтобы они получили то, чем наградили меня – безумие во всей красе.

Он не дает мне возможности задать вопрос, не дает времени на анализ его фразы – Хоук наклоняется и слизывает кровь, а потом проводит языком по груди, не пропуская сосок. Мои нервы на пределе, и я дергаюсь от остроты ощущения. Его глаза заглядывают в мои. – Я хочу затрахать тебя до сумасшествия. Хочу, чтобы ты жила мечтой о сексе, чтобы все твои мысли были вокруг него. Чтобы ты трахалась с каждым встречным и тебе было мало. Чтобы ты молила трахнуть тебя.

- Ты больной, - говорю едва слышно. Скорее мои мысли звучат слишком громко. Но, на мое везение, Хоук ничего не слышит. Он сейчас в своем мире, где-то там, далеко… Где-то за радугой…В темноте своей души.

- Но сначала, - он улыбается и отбрасывает нож. – Сначала, ты будешь просить меня.

- Остановись, - я качаю головой. – Ты же должен понимать, что для тебя все закончится очень быстро. Стоит тебе меня убить.

- А кто сказал, что я собираюсь это делать? – Хоук отходит – я могу только слышать звон металла. Снова. – Ты меня слышала вообще? - он снова появляется в поле моего зрения, держа в руках шарик на ленте. – Ты очень невнимательная, Робин. У меня на тебя теперь другие планы.

В его голосе нет ни капли интонации маньяка из фильмов. Он говорит свободно, ровным голосом. Так, словно мы с ним просто общаемся. Чем доводит меня до еще большего ужаса. Потому что я реально уже не понимаю, что вообще он хочет от меня: убить, насиловать, унижать, отпустить? Ну, последнее явно лишнее.

- Открой рот, Робин, - пока я думаю, он подходит слишком близко – его тело практически прилипло к моему. Его эрекция ощущается слишком явно – он отдохнул, и готов к новому раунду. Я не готова.

- Нет! Нет! – начинаю трепыхаться, забыв, что практически прикована к этому кресту. – Отпусти меня! Я не хочу! Не могу! Ну что ж ты за человек-то такой?! Ты же был таким милым!

- Когда? – он смеется. – Робин, открой свой гребаный рот, иначе я его открою, - с каждым словом он говорит все громче и жестче. – Или порву нахрен!

Я закрываю глаза, чтобы не погрязнуть в темноте его злой души. Не был он милым никогда. Я вспоминаю фотографию, которую показывала мне Санни. Он уже тогда, будучи совсем еще мальчишкой, внушал страх. Но… Он нравился мне… Хорошей девочке нравился плохой мальчик… Как банально…

- Ты, блядь, меня плохо слышишь? – орет мне в ухо мой мучитель.

Распахиваю глаза. Если бы я могла убивать взглядом, то он бы сгорел в одну секунду. Хоук даже шарахается, когда его глаза встречаются с моими. А потом он… улыбается?

- Такой ты мне нравишься еще больше, - его голос становится ниже, гуще, он обволакивает меня. – Бешенной, злой, возбужденной. Открой рот, - говорит он уже спокойней, играя голосом с моими нервами.

- Ненавижу тебя! Чтоб ты сдох! – никогда не думала, что смогу шипеть, как дикая кошка. – В мучениях!

Хоук недовольно цокает, хватает мою голову, и надавливает на щеки, заставляя все-таки открыть рот. И вот уже между моими зубами шарик размером с яйцо. Я машу головой, но мужчина затягивает ремень у меня на затылке, и крепит мою голову к кресту.

- Я бы и глаза твои завязал, но они меня заводят, - это откровение для меня. Теперь я понимаю, почему он требует, чтобы глаза мои были открыты всегда. – Большие и блядские.

Хоук отходит, и несколько минут просто смотрит на меня. Глаза темны, дыхание поверхностное. Он делает вид, что отрешен, но я-то вижу – он хочет меня. И где-то, в далеком уголке моего сознания, сидит маленькая счастливая Робин, которая тоненьким голосочком пытается сказать, что Хоук может быть хорошим. Я приказываю ей заткнуться, потому что это уже на Стокгольмский синдром похоже.

- Когда, - начинает мужчина после минут молчания. Я вздрагиваю, он криво улыбается моей любимой улыбкой, и продолжает: - когда ты кончаешь, твои глаза невообразимо сексуальны. Я хочу посмотреть на тебя со стороны в такой момент. Поэтому в ближайшее время нас посетят гости.

В ужасе и растерянности смотрю на него. А еще с надеждой, что мне послышалось. Но самодовольная улыбка, и подмигивание Хоука убивают на корню все мои надежды.

- Я же обещал, что трахну тебя во все твои дырки. Ты думала, что я передумал? – он берет меня за подбородок, и смотрит в глаза. – Нет, малышка Робин. Я никогда не отказываюсь от своих решений. Запомни, ни-ког-да, - слово «никогда» он говорит мне в губы, а потом… Он целует меня. Нет, даже не целует – кусает. Захватывает мою нижнюю губу и тянет. А потом…

- Хватит, пожалуйста, - молю я, когда он не дает мне кончить в пятый или шестой раз. Кляп давно вынят, но я все еще на кресте. Руки Хоука творят чудеса с моей киской. Меня трясет от отложенных оргазмов, ноги все в смазке, соски искусаны, излизаны и отсосаны. Кожа покрыта кровоподтеками от укусов и жестких поцелуев Хоука. Грудь красная отшлепков, а в заднице… анальная пробка.

Последнее меня шокирует, смущает и …заводит. Черт, никогда бы не подумала, что настолько развратна? Чувственна? Извращена? Это все я?

Я не хотела, упиралась, пыталась избавиться от его рук, от губ, от языка и зубов. Но… Но я всего лишь женщина, а он опытный мужчина, у которого таких, как я были десятки, если не сотни. Если бы мои руки и ноги были свободны, я бы, скорее всего, сопротивлялась результативней. Но, мне так не везет. Я прикована, что дает возможность Хоуку издеваться надо мной.

- Хватит? – его голос низкий, с хрипотцой. Он возбужден, что я чувствую время от времени, когда он прижимается ко мне. – Конкретнее, Робин, - хрипит он, улыбаясь. Его пальцы, едва касаясь, ласкают внизу, там, где сейчас все мои мысли и чувства.

- Прекрати, - едва не плачу я. Вся кровь приливает к киске. Мне хочется свести ноги, но я только трусь о его руку, как кошка, желающая ласки.

- Мне остановиться? – он отходит на шаг, поднимает руку и облизывает пальцы. – Я могу.

- Сволочь, - отворачиваюсь я. Мое тело горит. Но я не хочу сдаваться. Или хочу…

- Робин, ты не в том положении, чтобы… - я не даю ему договорить. Отбрасываю все сомнения, и практически кричу:

- Трахни меня уже!

- Что? – его брови приподняты, губы в ухмылке. Он так хорош. Чертов монстр! – Ты не потерялась, девочка?

Я непонимающе смотрю на него. Меня трясет от возбуждения. Я готова кричать и рычать, готова просить и молить.

- Ты мне приказываешь? – его пальцы снова на киске. – Разве ты имеешь на это право? – он размазывает смазку, пальцы скользят. – Ты, Робин? Как ты думаешь?

- Не знаю, - я хочу сказать, что, скорее всего, имею, но его палец кружит вокруг входа в мое лоно. И все мои мысли, все слова исчезают – остаются только ощущения.

- Знаешь, - шепчет он мне на ухо и погружает палец, совсем немного, вызывая у меня резкий вдох. – Ты уже давно знаешь, но боишься признаться. Да? – к первому пальцу добавляется второй. Я чувствую наполненность. – Признайся, что у тебя нет прав, - едва заметное движение пальцев чуть не сводит меня с ума. Я дергаюсь, не знаю, почему: толи хочу почувствовать его пальцы глубже, толи хочу убежать от них. – Не сбежишь, птичка, - его голос дрожит. Мой опыт не дает мне понять, что он тоже держится с трудом. – Ты мне принадлежишь. Признай это.

- Нет, - стону я. – Нет. Я не принадлежу, - его пальцы двигаются, мучительно медленно, мучительно неглубоко. Пальцами другой руки он ласкает клитор.

- Нет? – он останавливается. – Хорошо. Без проблем, - отходит, оставляя меня содрогаться, извиваться и почти плакать. – Все хорошо? – говорит он, вытирая пальцы о мою грудь, не забывая зацепить соски. Его пальцы дрожат. Глаза потемнели так, что зрачков не видно. Или это зрачки увеличились.

- Отлично, - Хоук отходит на несколько шагов. – Тогда я пошел, - я держусь, чтобы не завыть в голос. – Может, пока я вернусь, ты передумаешь.

Если бы он меня отпустил, я бы сама его трахнула. Он бы не вышел из этой комнаты для пыток без секса. Но все мое возбуждение исчезает, когда он достает из заднего кармана телефон.

- Но сначала, - он наводит его на меня. – Я сделаю одно фото для папочки. Улыбочку.

Я умираю. Тело холодеет. Я чувствую, как превращаюсь в ледяную глыбу. От ужаса я замираю, волоски поднимаются, кожа бледнеет. Сердце заходится от адреналина.

- Ты сошел с ума, - тихо говорю я. – Ненормальный, уродливый монстр, - я слышу характерный звук для камеры. – Ты не человек, - по щекам катятся слезы. – Твоя душа черная. Если она у тебя есть.

- Ты права. У меня ее нет, - с этими словами Хоук поправляет свою промежность, но мне уже плевать на его возбуждение. В этот момент ненависть во мне поднимается до неимоверного уровня, сметая по пути все воспоминания о детской влюбленности, воспоминания о том парне, которого, как мне казалось, я смогу успокоить и окружить добром. Потому что, да, я мечтала о нем в таком ключе. Я думала, что вот я вырасту, встречусь с ним – таким колючим и темным, и превращу его жизнь в сказку. Наивная маленькая девочка.

Я не смотрю на него, поэтому только слышу, как он отходит, открывает дверь, и оставляет меня одну в этой ужасной комнате. Нет смысла смотреть по сторонам – освещенной остается только та площадка, на которой расположен крест. Все остальное погружено в темноту. Это пугает. Еще совсем недавно я постепенно умирала в соседней комнате, и мне совсем не хочется повторять тот опыт, но уже через полчаса, примерно, я прихожу к мысли, что придется. И это меня пугает еще больше. Я понимаю, что ни звать, ни кричать , ни плакать – нет смысла. Алекс придет ровно тогда, когда захочет, и ни минутой раньше. И это может произойти как через час, так и через несколько суток.

Ноги затекли, руки - тем более. Попыталась расслабиться – суставы не выдержат долго. Усталость начала брать свое – пару раз я отключаюсь, но сразу же обмякаю и просыпаюсь.

- Сволочь, - шепчу. – Ублюдок чертов, тварь, - обзываю его всеми словами, какие помню. Потом принимаюсь перечислять все кости в скелете человека, после чего берусь за мышцы, и вот когда при переучете анатомического атласа дохожу до ферментов, слышу шаги по коридору – тяжелые и не одиночные. Идет, как минимум двое. И еще, кажется, что эти люди что-то волокут. И мой слух меня не подводит.

- Господи, пусть они мимо пройдут, - шепчу, понимая, что там, в коридоре, Хоука с ними нет. – Пожалуйста…

Но меня никто не слышит, дверь открывается, и в дверном проеме замирают два человека. Вернее, их трое, но один висит, поддерживаемый двумя, и, похоже, что он без сознания.

- Не хрена себе, - голос мне знаком. В ужасе я пытаюсь сорваться, прикрыться, но это сделать априори невозможно – руки и ноги все также прикованы к кресту. – Вот это подарочек.

- Ваш босс сейчас вернется, - Пытаюсь их напугать, остановить. Мой голос тихий. Я просто не могу говорить громко. – Он сказал…

- Не вернется, - я слышу уверенность в голосе пришедшего. – Он занят, - мужчины бросают тело (возможно, неживое), заходят в комнату и закрывают за собой дверь. – И раз ты здесь, значит он отдал тебя нам.

Меня начинает трясти. Я понимаю, что все… Все… Он отдал меня им. Вот так, ни сказав ни слова, он просто обрек меня на мучительную смерть. Потому что после этих двоих будут еще…

- Не надо… - шепчу я, в то время, как два здоровяка подходят ко мне. – Пожалуйста…

Я прошу, хотя вижу, что нет смысла. Просто нет его. Мужчины пышут похотью, практически облизываются, глядя на меня. Один уже гладит свою промежность. Мои глаза сами туда опускаются. Я вижу, что его член уже готов. И между нами осталось всего несколько шагов, которые они проходят очень быстро. Я замираю, сжимаюсь насколько это возможно, опускаю голову, стараясь прикрыть грудь. Это выглядит комично, я знаю, но ничего не могу поделать. Мне ужасно страшно, мерзко, противно… Я вспоминаю, как Хоук душил меня, и жалею, что он не довел дело до конца. Лучше бы я умерла от его руки, чем эти двое и их приятели замучают меня до смерти.

- У нее в заднице пробка, - смеется один. – Пока не вытягивай.

- Ага, - второй отводит волосы от моего лица. – Не бойся, киска, тебе понравится, - он поднимает мою голову, и я вкладываю во взгляд всю ненависть, которая накопилась у меня за все это время. - Мне нравятся твои глаза.

- А мне нравятся ее сиськи, - первый хватает меня за грудь, а потом зажимает сосок и тянет. Я кричу от боли и ужаса. Второй в это время просто трет мою киску, и засовывает палец внутрь. Я дергаюсь, кричу, мне закрывают рот, захватывают сосок зубами – кусают, тянут. Меня бьют по лицу, щпают за задницу. Я визжу, верчусь, но я прикована, я ничего не могу сделать. Слезы сами текут из глаз. Я слышу, как расстегивается молния на штанах, и в моей рукой обхватывают член.

Резко дергаю головой, сбрасывая ладонь с лица, и кричу из последних сил:

- Алекс!!!

Не знаю, зачем я это делаю. Почему я зову его, если он уже избавился от меня. Отдал меня на растерзание. Но это все, что я могу сделать, потому что в этот момент меня сильно бьют в живот, выбивая из меня воздух, принося дикую боль. Я сжимаюсь, но мужчина хватает меня за волосы, поднимает голову, и говорит в губы:

- Заткнись, сука! Ты можешь кричать только «Да» и «Еще»!

- Да пошел ты, - я плюю ему в лицо, за это получаю еще один удар. Где-то далеко в сознании появляется мысль, что так, может быть, я быстрее умру.

- Строптивая сучка, - смеется второй, спуская штаны. – Сейчас мы тебя успокоим.

Но у него ничего не получается.

Дверь открывается, обдавая меня холодным воздухом, и привлекая внимание моих мучителей. Я не вижу, кто появился, но внутри поднимается очередная волна ужаса – пришли еще желающие.

- Это моя женщина, - слышу спокойный голос Хоука. – Я давал разрешение?

- Но, босс, - я обмякаю, ноги перестают слушаться, я обвисаю на руках, не обращая внимания на боль в суставах. Сил просто нет. – Она здесь…

- Вышли. Оба, - говорит Хоук и тоже выходит из комнаты. А потом происходит то, чего я бы не хотела никогда в жизни. Я слышу, как Хоук кричит:

- Это моя женщина! Моя! Ты трогал мое! Вы, два ебаных урода, позволили себе притронуться к моей женщине! – и за этим звучит два выстрела. И звук падения тел. Я забываю, как дышать. Мне кажется, что глаза сейчас вылезут из глазниц. Во рту пересыхает, пульс стучит, как бешенный.

Снова открывается дверь, впуская одного мужчину. Того, когда я позвала. Того, кто откликнулся на мой зов. Он молча подходит, и смотрит на меня, осматривает меня с ног до головы.

- Ты понимаешь, что тебя ждет в итоге? – спокойно говорит, и эйфория от радости спасения исчезает.

- Ты это сделал специально? – голос дрожит. Хоук достает ключи, отстегивает руку. – Прислал их?

- Я не должен оправдываться, но нет, я не присылал их, - отстегивает вторую руку, и я оседаю, сползая по кресту на пол. – Встань!

- Не могу, - слезы снова начинают бежать. – Я не верю тебе, - меня накрывает истерика. Хоук быстро отстегивает ноги, и поднимается, глядя на меня сверху вниз. Смотрит на то, как я рыдаю в истерике, вою, сжимаюсь, обнимая себя. – За что ты так со мной? Что я сделала? Я же человек, - повторяю все, что говорила. Но сейчас я кричу, рычу, а потом просто тихо плачу. Он выдыхает, наклоняется ко мне, накрывает меня своим пиджаком, поднимает на руки.

- Обхвати меня за шею руками и закрой глаза, - тихо говорит Хоук, и направляется к двери. Я делаю то, что он сказал. Слышу, как он ногами открывает дверь. Меня обдает холодом, я слышу голоса и, все же открываю глаза. Лучше бы я этого не делала. В глаза бросаются кровавые пятна на стене, дыхание прерывается, я дергаюсь, пытаюсь вырваться, скулю от ужаса.

- Да, я их убил. Обоих, - спокойно говорит мужчина. – И не обольщайся – причина не то, что они тронули тебя. Мне плевать. Они тронули мое.

Я ничего не говорю, пытаясь не думать о том, что произошло. Я должна радоваться – эти два урода измучили меня, когда сюда везли, и, если бы не подоспевший вовремя Хоук, довели бы все до конца.

Он несет меня назад в мою комнату. Вернее в комнату, которая уже стала моей. Бросает меня на кровать и говорит:

- Пробку вытянешь сама, в ванной. Блядь, эти два мудака испортили мне отличное развлечение.

С этими словами он уходит, а я мчусь в ванную комнату. Чтобы смыть с себя всю грязь, смыть ощущение чужих тел и их запах