Роман Холодные пески Техаса глава Глава 27

- Нет, - верю я себе? – нет, но сказать должна.

- Ох, Робин, - он укрывает меня. Надо же, какая внимательность.- Кстати, - застегивает ремень. – У меня сейчас гости будут. Очень важные, - я фыркаю. – Ты их знаешь, - вскидываюсь и смотрю на него. – Заинтересовал? – Улыбка на его лице холодная, издевательская. – Хочешь знать, кто?

- Говори уже. Тебя же разрывает от желания, - пристально смотрю на него, вкладывая все презрение. Но на него это не действует.

- Ну, хорошо, раз ты настаиваешь, - рубашка застегнута на все пуговицы, Хоук надевает пиджак. – Твои родители.

- Что? – я в шоке смотрю на него. Не может быть, что пока я в розыске…

- Да, - он словно слышит мои мысли. – Я помогаю им с розысками. Твоими, - он подмигивает, и выходит из комнаты под мои оскорбления и вопли, оставляя меня со связанными руками.

****

Йога. Никогда не думала, что благодаря тому, что я выбрала йогу для поддержки тонуса, смогу избавиться привязи. Да я никогда и не думала, что буду привязана к спинке кровати без своего на то согласия.

Я подтягиваюсь, практически сажусь, и в ход идут зубы. Хоук постарался на славу: узел завязан достаточно крепко. Но меня это не останавливает, хотя биться приходиться не одну минуту с каждым из узлов. Я ломаю ногти, растираю запястья, но все же избавляюсь от импровизированных наручников.

Привожу себя в порядок, время от времени выглядывая в окно. На улице жара – видно, как солнце играет своими лучами, высушивая и без того сухую донельзя почву. Нет никого из тех, кто каждый день праздно шатается по двору этого шикарного дома. А еще, посреди двора, стоит машина моего отца: Бьюик пятьдесят девятого года темно синего цвета. Таких в Далласе больше нет – папа попросил нанести на переднюю левую дверь золотую букву Д. Он стоит одиноко, под жаркими лучами, и мне, почему-то, становится невообразимо холодно и жаль автомобиль – раритет, от вида которого замирает сердце, сейчас одинок. Как и я.

Я стою у окна, не отходя ни на секунду, в надежде на то, что родители увидят меня, и спасут. Но мои надежды разбиваются о широкую спину Хоука…

Я вижу, как во двор выходит мой отец в костюме кофейного цвета. Его плечи опущены, волосы всклокочены – он не похож на того Лэнгдона, которого я оставила в гостиной нашего дома. С ним рядом идет Хоук, в том самом костюме, в котором он вышел из этой комнаты. А следом, изрядно похудевшая, идет мама в светлом, моем любимом платье в цветочек. Она, как всегда, выглядит с иголочки, но тот, кто хорошо знает ее, так как я, например, увидит, что Диана Боррегар потеряна. Она идет четко за папой, словно он ее крепость, ее опора, что, в принципе так и есть. Я вижу, как она украдкой вытирает слезы.

Папа что-то говорит, и Хоук похлопывает его по спине дружественным жестом. Я кричу, стучу по стеклу, но никто меня не слышит. Отец стоит, понурив голову, и слушает то, что говорит ему Алекс. Мама молча стоит за ними, и тихо плачет.

И тут я вижу то, что Хоук показывает только для меня. Он поднимает боковую шлицу пиджака, и я вижу рукоятку пистолета. Это заставляет меня отпрянуть от окна. Я сразу же понимаю намек моего мучителя – будешь дергаться, я убью твоих родителей. Слезы высыхают.

Я не отхожу от окна, просто украдкой выглядываю из него, теперь надежде, что меня никто не увидит. И меня не видят. Я же слежу за тем, как моя мама садится в машину, а дверь ей любезно придерживает Хоук. Я слежу за тем, как мой отец открывает дверь с монограммной моей матери, и пожимает руку моему мучителю. Он что-то говорит, и трясет руку Хоука, словно это его лучший друг. Потом папа садится в машину, и они уезжают. А я падаю на кровать, заливаясь слезами.

Хоук не заставляет себя долго ждать. Он разве что не бежал, чтобы сделать мне больней. Дверь открывается и в мою клетку входит самый довольный мужчина в мире. Он широко улыбается, от чего становится похожим на себя того, молодого и спокойного.

- Чему ты радуешься? – спрыгиваю с кровати и подхожу к окну.

- Слезам твоей матери и горю отца, - отвечает Алекс и ложится на кровать. После чего хлопает рядом, приглашая меня присоединиться.

- Сволочь ты, - у меня внутри все сжимается и становится больно.

- О даа, - протягивает он. – Знаешь, твоя мать называла меня «дорогим Алексом», и просила помощи. Она рассказывала, какая ты милая и добрая. А я вспоминал, какая ты податливая и тугая.

- Мерзость, - отворачиваюсь.

- А еще, я пообещал найти Акселя, и вытрясти из него все, что он знает о твоем местонахождении, - я резко поворачиваюсь и вижу, как Хоук заложил руки за голову, и смотрит на меня, прищурив глаза.

- Что ты с ним сделал? – на меня накатывает ужас. Каким бы он ни был – это живой человек, и он не заслуживает на то, чтобы быть просто второстепенным персонажем в романе ужасного Хоука.

- Я? – мужчина приподнимает брови. – Ничего. Он сам ушел в пустыню. Напился и ушел. И, возможно, забрал тебя с собой.

- Тебе никто не поверит. Я не люблю пустыню, и, даже если бы перебрала, то точно не пошла бы туда. А уж тем более с чужим мужчиной, - я качаю головой. – Придумай что-то другое.

- Тоже сказал твой отец, - он кивает. – Наверное, именно поэтому тебя занесло так далеко.

- Наверное, - с издевкой говорю я.

- А еще он сказал, что там поисковая группа уже была. Что пытались найти тебя по твоей последней геолокации, но и там их ждало разочарование: кто-то все подчистил, - Хоук подмигивает, а мне хочется прыгнуть на него, и вцепится в его глотку зубами. – Так что, - он кривится, и начинает передразнивать мою маму:- Алекс, дорогой, найди нашу девочку. Мы сойдем с ума, если с ней что-то случится. Мы готовы отдать все, лишь бы наша БиБи вернулась домой. Биби? – он смотрит на меня с гримасой. – Серьезно?

- Не твое дело, - бурчу я.

- Ну…, - он замолкает на минуту, и я слышу, как стучит мое сердце. – Знаешь, что самое интересное во всем? – я не реагирую. Алекс, не дожидаясь моего ответа, говорит: - Твоя мать не отменила бал.

Я забыла о бале, но меня не шокируют слова Хоука. Бал – это детище мамы. Она занимается благотворительностью, и это итоговое мероприятие в году, где можно собрать большую сумму для определенных маминых фундаций. Я не знаю, кому в этом году пойдут деньги, но в прошлом это был институт изучения развития рассеянного склероза.

- Правильно, - отвечаю и кривлю губы. – Ты хотел меня этим шокировать? Не вышло? – Хоук тоже криво улыбается. – Я горжусь этой маминой инициативой и всегда поддерживала, и буду поддерживать ее.

- Похоже, в вашей семье у всех вместо сердца кошельки, - он поднимается.

- Можно подумать у вас не так, - я хмыкаю. – Твой отчим…

Я не успеваю договорить. Бдительность не мой конек. Хоук рядом со мной, и хватает меня за волосы, запрокидывая голову.

- Откуда ты знаешь моего отчима? – рычит он.

- Странно, что мой отец не разузнал о тебе все и не связал тебя c Максом Рейнольдом, - отвечаю я, глядя ему в глаза. Мне больно, но показывать это я не стану.

- Откуда ты… - теперь уже Хоук замирает, а потом разворачивает меня так, что луч солнца освещает мое лицо. – Черт, - он внимательно смотрит на меня. – Наконец-то я тебя вспомнил, - его речь замедленная, он рассматривает меня так, словно никогда не видел. – Та девчонка, толстушка в ужасном платье, - его глаза темнеют, и мое тело покрывается мурашками от того, что я в них вижу. – Черт, ты стала еще лучше. Хотя толстушкой ты была очень хороша.

Я дергаю головой, пытаясь избавиться от его хватки. Хоук не реагирует, он продолжает рассматривать меня, а его глаза все темнеют.

- А откуда ты знаешь, чей я пасынок? – он вдруг задает тот вопрос, который должен был задать еще давно.

- Я знаю, чей ты брат, - отвечаю я, наконец-то вырывая волосы из его руки. – Знания о твоем отце – побочный продукт.

- Тебя интересовал мой брат? – его голос становится звенящим. – Ну да, малыш – красавчик.

- Не меня, - зачем-то оправдываюсь. – Мою подругу. Санни, - сама удивляюсь: зачем объясняю ему.

- Кто эта Санни? – спрашивает он и отходит. Мы впервые разговариваем, не говоря друг другу гадости.

- Не делай вид, что ты не знаешь, о ком я говорю, - скрещиваю руки на груди, привлекая к ней внимание моего тюремщика.

- Слушай, я уже который раз слышу от тебя это имя, - Хоук снимает пиджак. – Даже не думай! – в ужасе, я восклицаю и отступаю к стене.

- Мне жарко, - он смотрит на меня с укором. – Какая ты развратная, Робин. Я выпустил джинна, откупорив тебя, - он смеется, а я заливаюсь краской. – Прелесть какая. Ты в такой семье не потеряла способности краснеть… Чудеса, - я фыркаю, а Алекс продолжает: - Ну, так кто это?

- Моя подруга. Саванна Тайлер. Та девушка, у которой с тобой роман, - выпаливаю я и наблюдаю за Хоуком. Никакой реакции, разве что удивление.

- У меня? – он поднимает брови. Он ровным голосом начинает говорить, и это немного меня выбивает из колеи. – Робин, я не завожу романы. Мне это не нужно. Секс мне даже искать не нужно, а романтические отношения меня не интересуют. Какой роман?

- Так сказала ее мать, - говорю я, напирая. – И я ей верю.

- Она назвала мое имя? – Хоук снимает галстук. Другой. Еще дороже.

- Нет. Но отсутствием логического мышления я не страдаю, а теперь еще и знаю, что ты делаешь с ненужными людьми, - я смотрю, как мужчина расстегивает верхнюю пуговицу на белоснежной рубашке, слежу за его пальцами, ловко справляющимися с маленьким пластиковым эритроцитом, и замираю. В этот момент Хоук щелкает теми самыми пальцами, приводя меня в чувство.

- Ты настолько голодна? – спрашивает он, имея в виду совсем не физический голод. Я снова краснею. Хорошо, что в доме установлены кондиционеры, иначе температура внутренняя сложившись с температурой окружающей среды, привела бы к взрыву сосудов. – Робин, какое мышление? Конкретно, что она сказала? Почему ты решила, что эта самая… Как ее? Саванна, - щелкает он снова пальцами, вспоминая. – Меня интересовала.

- Миссис Тайлер сказала, что встречается с парнем, у которого очень богатый брат, и о нем она мечтала с детства! – я все напрягаюсь. – И это ты!

- Обо мне твоя Санни мечтала всю жизнь, или о Габриеле?

- Она мечтала о твоем брате, но, похоже, она с тобой, - отвечаю, все еще напряженно всматриваюсь с него, стараясь уловить хоть какую-то реакцию, которая его сдаст. Но…ничего.

- Как ты могла заметить, со мной никого, кроме тебя нет, - он разводит руками. – И, если она мечтала о малыше, почему она со мной? Где та самая логика?

- Он очень богат, а миссис Тайлер сказала, что брат ее парня очень богат, - теперь уже я развожу руками, призывая согласиться со мной.

- Робин, - вдруг Хоук становится другим. Он словно темнеет, а за его спиной раскрываются темные крылья. – Дорогая Робин. Мой брат уже давно небогат. Благодаря твоему милому, - он делает кавычки пальцами, - папочке.

- Тогда где Санни? - я не обращаю внимания на его слова, а зря.

- Где-то, где ее трахает мой брат. Пока я, трахаю тебя, птичка, - говорит он и принимается за остальные свои пуговички. – Раздевайся.

***

- Нет, - снова повторяется утренняя сцена. И я не уверена, что смогу повернуть все по другому пути, и изменить окончание.

- Я это уже слышал, - пуговицы все расстегнуты, Хоук снимает запонки, и кладет на прикроватную тумбочку. – Робин, я не люблю ждать.

- Я сказала «нет», - уже более уверенно говорю я. – Надевай ее назад, ничего не будет.

- Робин, ты здесь не для того, чтобы разговаривать, показывать свой характер, бесить меня, - рубашка снята. Его тело идеально – крупный сам по себе, он не изуродовал себя огромными мышцами с ужасным рельефом Халка. Алекс не изводит себя в спортзале, но и не игнорирует его. В кончиках пальцев покалывает от желания коснуться гладкой и горячей кожи, ощутить твердость его тела.

Я слежу за его руками, которые теперь расстегивают ремень на брюках. На пряжке логотип известной компании, но не ремень привлекает мое внимание, а кубики на животе, и треугольник косых мышц, уходящий туда… Я замираю в ожидании момента, когда Хоук снимет брюки и…

- Нравится, то, что видишь? – спрашивает Хоук, возвращая меня из не свойственных мне фантазий. Я поднимаю глаза, и отвечаю честно:

- Да.

Хоук приподнимает брови, удивленно смотрит на меня. Я не отвожу глаз, и замечаю, как темнеют его, вижу, как в них загорается что-то такое, от чего мое тело покрывается мурашками, а по кровеносным сосудам начинает бежать горячая кровь, разнося по всему телу желание. Не замечаю, как мое дыхание становится прерывистым и шумным, как пересыхает во рту. Не вижу, как под одеждой предательски напрягаются соски.

- Мне тоже, - говорит Хоук, и смотрит на мою грудь.

Я должна бы возмутиться, прикрыть предательские бугорки руками, покраснеть. Но я ничего этого не делаю. Я просто смотрю на него, а потом, собирая все силы, говорю:

- Тебя бы на анатомический стол, с удовольствием бы вскрыла твое красивое тело.

Я не замечаю, что голос дрожит, что он ниже на октаву, что в это время смотрю, как мужчина избавляется от брюк и боксеров, высвобождая действительно немаленький член.

- Тебя бы за твои слова выпороть, - парирует мужчина, и в его голосе я слышу недовольство, - но я отложу это на потом, - он обдает холодом, в то время, как глаза обещают огонь. – А сейчас, для начала, я трахну твой ядовитый рот. На колени, - я ожидала такого, но все равно это звучит, как приглашение на казнь, вернее, как приказ подходить к эшафоту. – Плохо слышишь? – Хоук нависает надо мной, хватая меня за плечи и надавливая на них.

- Нет, - шепчу я, понимая, что он сильнее, и я вряд ли справлюсь с ним. Желание куда-то исчезло, огонь в венах потух, но все это заменилось в одночасье нервной дрожью. Я вкладываю в это «нет» все неприятие ситуации, всю неприязнь к нему, всю ненависть и презрение к себе.

- Я не предлагаю, Робин, - он улыбается какой-то демонической улыбкой, или, может мне так кажется, из-за ситуации. – Я приказываю.

- Я не собачка, - пытаюсь увернуться, но рядом с ним я словно кустик можжевельника рядом с секвойей. – Не рабыня, и не прислуга.

- Конечно, нет, - Хоук фиксирует меня, и наклоняется так, чтобы наши глаза были на одном уровне. – Ты никто. Ты жертва. Как малиновка в когтях ястреба, - он смеется. – Ты – вещь.

- Ну ты и урод, - плюю я ему в лицо. – Ты не человек, ты – животное!

- Серьезно? – я вижу, как темнеют его глаза. – Робин, ты заметила, как добр я был с тобой? – мое тело покрывается мурашками и не от возбуждения, а от страха. – Я изнасиловал тебя после подвала? Я был груб с тобой в твой первый раз, и последующий? Я поселил тебя темной комнате без окон? Я не кормлю тебя? - я чувствую, как он темнеет, как напрягается его тело. – Я жду! – рычит он, и я отрицательно машу головой. – Говори!

- Нет, - тихо говорю я. Ведь он прав – он достаточно… нет, не нежен, аккуратен со мной.

- Нет, хозяин! – слова звучат, как удар плеткой. – Теперь ты только так обращаешься ко мне!

- Нет! – меня словно обливают холодной водой. Я, наивная дурочка, надеялась на то, что все как-то решится. Что Алекс, вдруг, передумает, и отпустит меня. Вся каша из мыслей, которая была в голове до сегодня, плавно, и точно выстроилась в одну единственную мысль: «Мне конец». – Никогда!

- Посмотрим, - говорит он, и снова подхватывает меня, чтобы швырнуть на кровать. Я быстрая, но он быстрее. Не знаю, когда он успел подхватить галстук, но вот он уже связывает мои запястья, Не обращая внимания на мое сопротивление. Кричать бесполезно, бить его бесполезно, но я все равно лягаюсь, толкаю его, пытаюсь укусить. Понимаю, что я не первая, кто так реагирует на его «ласки», но бьюсь так, словно пришел мой последний день. Не долго…

Хоук швыряет меня на кровать лицом вверх, подтягивает так, чтобы моя голова свисала.

- Открой рот, и не вздумай укусить, - хрипит он. – Сразу пойдешь на корм моим псам, - он имеет в виду совсем не собак. Хоук нависает надо мной, уперев руку в мою грудную клетку. – Открывай.

Его член маячит у меня пред глазами, и я машу головой, стиснув зубы, и плотно сомкнув губы. Слышу недовольный рык моего мучителя. И тут же он хватает мой нос, и чтобы сделать вдох, мне приходится открыть рот.

- Шире! – командует он. – Зубы спрячь.

Как это сделать? Я никогда не… Его член оказывается у меня во рту. Большой и горячий. Первое движение, и я давлюсь им, пытаюсь избавиться…

- Не дергайся, - говорит он. – Я все равно отымею твой рот, а потом и киску. Давай, открывай рот, расслабь горло, и получай удовольствие. Высунь язык, - говорит он, и я делаю так, как он хочет. Потому что я не хочу задохнуться. – Молодец, - он скользит по моему языку. Я чувствую его вкус, ощущаю нежную кожу. Он, сначала, упирается мне в щеку, а потом… Достигает глотки. – Расслабь, - должен быть рвотный рефлекс, но его нет… Меня это ужасает. Хоука радует. Он блаженно выдыхает, когда проникает глубже. Больно, мне нечем дышать, из глаз катятся слезы, а изо рта слюна. Он реально трахает мой рот, загоняя член, не на всю длину, но очень глубоко. – Ты реально шлюха, - рычит он. – Отсасывала, видимо, всем папочкиным партнерам.

Я мычу, он выходит, и растирает слюну мне по лицу, по волосам. Это пошло, развратно и мерзко.

- Блять, ты такая порочная, - хрипит он, пока я кашляю. – На сегодня хватит.

Он разворачивает меня, как куклу, как игрушку. Подтягивает на край, снимает штаны, пока я кашляю, забрасывает ноги себе на плечи и входит одним движением до конца. И вот теперь я понимаю, что раньше он себя сдерживал. Сейчас он трахает меня так, как, наверное, хотел раньше. Он, словно сваи забивает, врезается в меня мокрым от моей слюны членом. А может это я мокрая?

Сначала мне больно, а потом… Мне нравится!

- Нет, - мое сопротивление больше на стон похоже, впрочем, так оно и есть. _ Остановись, не надо! – мне удается выйти из-под власти возбуждения. – Я не хочу! Нет! – брыкаюсь, чем злю Хоука, но мне плевать. Плевать до того момента, как он поднимает мои руки над головой, и, сгибая меня практически пополам, нависает сверху. Снова я благодарю йогу – не ломаюсь в пояснично-крестцовом отделе позвоночника.

- Не надо, - снова прошу я. – Я не хочу, не могу…

- Плевать! – он делает сильный толчок, и я наполнена им полностью. Выходит, и снова на всю длину. А потом его пальцы оказываются на моем клиторе. – Мне плевать.

- Нет, - снова прошу я, - пожалуйста, Алекс, не надо, - мой голос срывается, я чувствую, как возбуждение, благодаря его длинным пальцам, возвращается .

- Ох, блять, птичка, зря ты это сказала, - я не понимаю, о чем он. Я вообще ничего не понимаю. Хоук добавляет еще больше жесткости в движения, вытрахивая из меня все мысли и все сопротивление. – На меня смотри!

- Да пошел ты, - рычу в ответ, чувствуя, как мои бедра двигаются с ним в одном темпе, а в венах не кровь, а огненная лава.

- На меня смотри, сука, - ревет Хоук, хватая меня за шею, и поднимая голову, обхватив затылок ручищей. – Открой свои блядские глаза!

- Открыла! - выполняю его требование. Тело дрожит, покрытое потом. Он опускает голову, упираясь лбом в мой, не отпускает мой взгляд. В его глазах я вижу тьму, в которую затягивает и меня. Мое сознание пронзает одна мысль – мое тело принадлежит ему. Оно хочет его, и готово отдаться ему, когда бы он ни захотел меня. Слабовольное, распутное тело…

Отворачиваюсь, разрывая контакт, и тут же оказываюсь перевернутой на колени. Мою голову Хоук прижимает к кровати, а сам… Его рука на моем клиторе, а член заполняет раз за разом. В ушах шумит, из горла вырываются хриплые стоны, тело дрожит.

- Отпусти себя, - требовательно шипит Хоук, опускает руку мне на горло, поднимает меня. Заламывает руки назад, от чего я выгибаюсь дугой. Теперь проникновение под другим углом, и он, наверное, достигает какой-то точки.

Я чувствую лавину ощущений. И вместе с ними приходит оргазм.

Не чувствую, когда и куда кончает Хоук. Мое тело дрожит, а спазмы оргазма не отпускают. Только слышу, как он рычит:

- Как хорошо.

- Я, - меня отпускает, и я понимаю, что сейчас произошло. Я дала ему понять, что мое тело послушно ему. И за это я ненавижу себя. – Ненавижу тебя. Ты монстр, ты животное… Ты просто мрак, - из глаз катятся слезы унижения и злости. Злости к себе, к нему и к миру.

- Да, - он тяжело дышит и лежит на кровати вместе со мной.

- За что ты так со мной? Что я тебе сделала? – мой голос становится все тише. Накатывает тошнота и омерзение. – Я ничего не знала о тебе и о твоей семье! Вы меня не интересовали даже! Причем здесь я?

- Ты? Ты дочь Лэнгдона Боррегара – этого достаточно, - он поднимается, и натягивает брюки. Прям так, без белья.

- Для меня – нет! Мой отец не убил твоих родителей, и даже это не причина так издеваться надо мной! – слезы непроизвольно катятся, а голос дрожит.

- Издеваться? – он злится. – Я издеваюсь? Ты только что кончила, говоря мое имя!

- Ты больной психопат! – я не замечаю, как стою на коленях на кровати, в одном топе. – Можно подумать, что я в восторге от этого!

- А от чего ты будешь в восторге? От секса втроем? Вчетвером? – я шокировано смотрю на него. – Я организую, а пока ты испытаешь то, о чем говоришь. Изверг? Я им буду, - поднимает с пола мои штаны и бросает в лицо. – Надевай. Пора тебя проучить.

- А это что тогда было? – я хмыкаю, но штаны надеваю.

- Это? Это был секс, - Рубашку Хоук не застегивает, оставляя моим глазам возможность любоваться его телом. – Может слегка жестковат, но это на любителя,

- Неужели тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? – подворачиваю штанины – почти вся одежда, которую мне принесли, великовата на меня.

- Да, - коротко говорит мужчина, и хватает меня за плечо. – Пошли.