Роман Холодные пески Техаса глава Глава 22

Он выходит в маленькую комнатушку, из которой мы выходим на кухню. И здесь я испытываю наибольшие мучения: здесь пахнет едой и есть кран с водой. Я глазами ищу стакан, чашку, да любую тару, из которой можно пить. И нахожу. Не знаю, откуда беру силы для того, чтобы подбежать к столу и схватить стакан. Мне все равно – грязный он или нет, пил из него кто-то до меня, - я хватаю его, и мчусь к крану. И вот уже заветная жидкость бежит прозрачной струйкой в стакан, а я безумными глазами наблюдаю за процессом. Недолго. Алекс выбивает стакан у меня из руки.

-Что за дикие выходки, Робин? – говорит он, а я готова рыдать от потери. Готова, но не могу – в организме жидкости только на физиологические процессы.

- Я хочу пить, - говорю ему в лицо. В лицо, которое вспоминала долго, и еще дольше считала его идеальным.

- И что? – он невозмутим. Ни одна жилка не дернется на его лице. Ни одна мышца. А их на лице сорок три. Машу головой – именно сейчас мне не хватало вспомнить анатомию человека.

- Нужен мой труп? – я пытаюсь улыбнуться. – Тогда ты делаешь все правильно.

- Не преувеличивай, - бросает он, и идет из кухни.

- Сколько я здесь? – задаю вопрос, не ожидая ответа. Но он удивляет меня:

- Три дня и, - смотрит на часы, - и восемь часов.

- Ну, без преувеличения: я не пила уже три дня, и, - делаю вид, что смотрю на часы и замечаю, впервые, что на руках нет браслетов. Качаю головой и продолжаю: - и девять часов, если не считать вино и шампанское у тебя в клубе.

Хоук не произносит ни слова, у меня же после такой тирады начинают путаться мысли, как будто я отпустила свое сознание в свободное плавание. Мне кажется, что он напрягся, побледнел и сжал зубы. Но, скорее всего, мне это только кажется или моему мозгу хочется, чтобы он так себя повел.

- Мне нужно сесть, - говорю скорее себе.

- Или ты идешь за мной, или сдохнешь в подвале. Выбирай, - он стоит, такой красивый, крупный мужчина, мечта любой женщины, но его холод и жестокость могут только оттолкнуть.

- Я и так сдохну, - ищу опору, чтобы не упасть. – Ты же этого хочешь.

- Нет, - на его лице появляется что-то наподобие улыбки. – Я хочу тебя трахать во всех позах. Иметь тебя в рот и в твою упругую задницу, - он говорит это спокойно, уверенно и нагло. А я начинаю смеяться. Дико, истерично хохотать, как умалишенная.

- Ну, если ты некрофил, то у тебя все получится, - на смех уходят мои последние силы.

- Ты плохо себя знаешь, - Хоук наклоняется, и смотрит мне в глаза. – В экстремальных ситуациях человек может сделать невозможное, - он берет меня за подбородок, крепко, обхватывая своей большой ладонью почти все мое лицо. – Где же я тебя видел? – этот вопрос не ко мне, а к глубинам его памяти. Но вряд ли он откопает там воспоминания обо мне – они были слишком эпизодичны. – Такие глаза забыть тяжело.

Я молчу. Не думаю, что если он меня вспомнит, это что-то изменит для него. А вот меня его забывчивость может спасти. Если забор в таком же состоянии, как и раньше, то я смогу воспользоваться своей хорошей памятью.

- Ладно, потом вспомню. Пошли, - Алекс дергает меня за руку, и идет вперед, таща за собой. И он оказывается прав – я делаю невозможное – почти бегу за ним, уже не соображая, куда и зачем. Не вижу ничего вокруг. Только его спину и вытянутую руку. Пару раз дергаю свою, пытаясь вырвать из его хватки, но делаю это только для видимости – он крепко держит.

И только проходя возле огромного зеркала я замедляю шаг и чуть не падаю – я вижу себя: избитую, в крови, в порванном грязном платье, спущенном почти до талии, со спутанными волосами, со сбитыми в кровь коленями и с вишенкой на торте - чокером с камеей. Он выглядит как нечто инородное, прямо таки инопланетное.

- Любуешься отражением? – в голосе Хоука насмешка. Я понимаю, что у этого человека нет ни грамма эмпатии.

- Смотрю, что твои ребята не только уроды, а еще и воры, - поднимаю свободную руку. – Здесь был браслет, - указываю на ту руку, которую он держит: - и там тоже.

- Я подарю тебе другие, - Он говорит не о драгоценностях – это было бы понятно и ребенку. Ненависть просыпается во мне, какая-то первобытная злость. Подняв глаза, я вижу его в зеркале, и что-то внутри меня реагирует на него, уводя злость и ненависть на второй план. Я вижу свою подростковую любовь, превратившуюся в холодного красивого мужчину. Каким бы извергом он ни был, но отвергать его красоту нельзя – он, как падший ангел: прекрасен и ужасен.

А еще, - он наклоняется ко мне, и говорит на ухо, согревая теплом дыхания, - ошейник. Мне нравится, как этот чокер смотрится на твоей шее, - проводит пальцем по краю украшения, глядя мне в глаза. Но мне все равно. Чувства, ощущения не имеют никакого значения. Мой мозг уже не хочет перерабатывать информацию, и посылать какие-либо импульсы к нервным окончаниям. Он сберегает последние силы на агонию?

В конце пути нас ожидает кабинет. У меня нет ни желания, ни сил рассматривать его, сравнивать с его хозяином, искать соответствия в характерах. Я захожу, даже не осматриваясь. Единственное, что я успеваю заметить – стулья, стоящие у одной из стен. Хоук оставляет меня посреди комнаты, а сам садится за огромный стол, и откидывается в кресле. Чувствую себя снова десятилетней Робин, устроившей вечеринку в доме, на которую пришли не одноклассники, а их старшие братья и сестры. Папа тогда впервые вызвал меня к себе в кабинет, и отчитал со всей строгостью, как взрослую.

- Умей отвечать за свои поступки и признавать свои ошибки, Робин, - сказал тогда он, чем довел до слез, хотя я шла к нему с уверенностью, что плакать не стану. Ни-за-что.

- Итак, - Алекс смотрит на меня, слегка наклонив голову, и откровенно рассматривая. - Вот ты здесь.

Я не чувствую ничего. Вот абсолютно. Стою и смотрю на него. Просто жду, что он скажет. Хоук молчит, продолжая рассматривать меня. Мне хочется скрестить руки на груди, хочется собрать платье, попытаться укрыться за ним. А потом, я опускаю руки, но не с покорностью, а с равнодушием. Мне плевать – пусть смотрит. А потом и вовсе сажусь на стул, стоящий возле стены. На диван не рискую – для меня он слишком мягкий, а мне нельзя расслабляться. Еще назад идти. Алекс приподнимает брови, и ухмыляется:

- Ну ладно, - говорит он. – Тем интересней будет, - он потирает подбородок, на котором уже пробивается темная щетина. – Ну, я жду?

- Чего? – устало спрашиваю.

- Вопросов, - он кривит губы. – Истерик, слез.

- У меня обезвоживание, какие слезы? – сухие разбитые губы не дают возможность улыбнуться. – Вопросы? Мне просто все равно, - конечно мне не все равно, но я млекопитающее и хищник - мои мысли крутятся только вокруг воды и еды. Я даже не думаю о том, как восприняли мою пропажу родители. Что им сказал Аксель. Сейчас моя задача выжить.

- Интересно. Ты удивляешь меня все больше, - он стучит указательным пальцем по губам, но и это не впечатляет меня. Я жду. - Сейчас тебя отведут в твою комнату – даже не думай сбежать, охрана не выпустит, - я хмыкаю. Не уверена, что смогу дойти до той комнаты, не говоря уже о попытках побега. – Тебе принесут еду и воду. Можешь принять душ, одежду привезут завтра. Свободна.

Комментарии

Комментарии читателей о романе: Холодные пески Техаса