Роман Холодные пески Техаса глава Глава 21

Открываю глаза… Или не открываю… Вокруг кромешная темнота. Абсолютная. Полная. Я не понимаю, где нахожусь, и почему так темно. Поднимаю руки и начинаю водить ими перед собой, позади себя не ощущаю никаких препятствий. Меня окутывает тишина и темнота. Словно вакуум. Становится тяжело дышать не от того, что мало воздуха – от ужаса.

- О. Господи, - шепчу, - мамочка, - шарю руками по полу, понимаю, что ничего нет. Я лежу на голом полу. Я лежу на полу, в полной темноте, и не слышу ни звука… - Помогите, - сначала шепчу, а потом уже громче говорю:- помогите, пожалуйста, - но никто меня не слышит и не услышит. Я задыхаюсь, паникую, готова кричать. У меня никогда не было панических атак, но то, что я чувствую – это именно одна из них. Я много раз учила других, как справиться с таким явлением, но одно дело рассказывать другим, а другое – справиться самой. Все усугубляется тем, что я не помню, почему я здесь. Попытки вспомнить загоняют меня еще в большую темноту не только вокруг меня, но и внутри.

- Дыши, - слышу я голос . Свой голос. Каким образом мне удалось выдавить из себя хоть какой-то звук, я не знаю. Но это спасает меня. Помогает выбраться из омута паники. Я, словно глубоководный ныряльщик, появляюсь на поверхности, и вдыхаю первую партию воздуха. Легкие горят, мышцы болят, но я делаю второй вдох, и шум в ушах постепенно сходит на «нет». Я начинаю чувствовать свое тело. С третьим вдохом я вспоминаю все, что произошло вчера? Сегодня?

С четвертым вдохом понимаю, что голова болит, а вместе с ней и нос, губы, глаза. Я чувствую отеки, это дает мне понимание того, что прошло совсем немного времени с того момента, как я потеряла сознание.

С этого момента начинаются мои мучения. Сначала моральные: я не могу понять, что происходит, почему я сюда попала. Я вспоминаю все фразы Алекса, и не нахожу им объяснения. Приходится вспомнить всех пациентов, всех погибших пациентов, да вообще все, что я делала предосудительного. Но не вижу связи с Хоукингом. Вообще никакой. Кроме того вечера, когда его встретила впервые. Но и тогда я не сделала ничего плохого.

А потом начинаются физические мучения. Проходят часы, а за мной никто не приходит. Я замерзла, болит голова, разбитые колени, счесанные ладони, губы, нос, я хочу в туалет. Приходиться изучить помещение, куда меня привели, и я снова прихожу в ужас. В нем нет ничего – голые стены, полы, и железная дверь, которая даже не дрожит, когда я стучу по ней своей новой красивой босоножкой. Нет ни лежанки, ни унитаза. В ужасе представляю, сколько людей здесь было, и сколько здесь и умерло.

В туалет приходиться сходить в один из углов. И это только начало. Потому что потом моя жизнь превращается в какой-то фильм ужасов. Про меня просто забыли.

Я не знаю, сколько времени проходит. Я сбилась, считая минуты. Я засыпала и просыпалась. Я замерзла. Я хочу есть. Но это ни как не сравнить с ощущением жажды. Я хочу пить. Сначала просто хочется пить, а потом начинаются процессы обезвоживания. Слюноотделение снижается, во рту сухо, пересыхают губы и слизистая губ. Со временем становится все хуже. Я постоянно думаю о воде, и все время сплю. Я врач и понимаю, что согласно моим симптомам я провела здесь не меньше трех дней, и если в ближайшие два дня за мной не придут, то найдут здесь мой труп. И умру я отнюдь не легко.

Мысли путаются, появляются галлюцинации: вот я снова маленькая девочка, смеюсь вместе с Санни, вот я смотрю в глаза Алекса, вот я в тренажерном зале… В моменты прозрения я молюсь, прошу Бога позаботиться о моих родителях и Санни, где бы она не была. А потом снова отключаюсь.

- Робин, просыпайся, - мне кажется, я слышу, как меня зовут. Но это очередная галлюцинация, и я не обращаю внимание. – Робин, я сейчас закрою дверь, и оставлю тебя здесь.

Открываю глаза, и от боли стону. Слишком яркий свет слепит меня. И это я не смотрю на источник света.

- Робин, я жду, - властный тон мужчины пугает меня. Я все еще нахожусь под властью глубокого сна и слабости, и не понимаю, кто со мной говорит. Пытаюсь подняться с закрытыми глазами, опираюсь на руки, но и они меня не слушаются. Валюсь на пол, но глаза приоткрываю. Вижу перед собой стену из камня. – Если ты не встанешь в течение трех минут, я оставлю тебя здесь.

Прихожу в себя, машу головой, и от этого меня ведет еще больше. Черт! Пытаюсь снова подняться, ведь я понимаю, что мужчина не врет, не преувеличивает, что ему ничего не стоит сделать то, что он обещает.

- Встаю, - мой голос больше похож на скрип двери, да и горло сразу начинает саднить.

- Жду, - его голос холоден… Наконец-то узнаю голос, и поворачиваюсь на него. Теперь уже яркий свет, который на самом деле оказывается светом настенной лампы, расположенной в метрах трех от двери, слепит меня, и я прикрываю ладонью глаза. Я не вижу, как мужчина шокировано смотрит на меня, но чувствую его ладонь на моем подбородке. Он убирает мою руку от глаз и шипит:

- Кто из них?

Я молчу. У меня в голове все смешалось: реальность и галлюцинации, я не могу выделить что, правда, а что фантазии больного мозга. От этого устаю еще больше.

- Робин, я жду ответа, - эмоций нет. Ровный голос. Палец оттягивает мою губу, и я кривлюсь – все еще больно. Машу головой, и едва не падаю от резкого головокружения.

- Не знаю, - выдавливаю из себя два слова, а мне кажется, что я сделала пробежку на несколько миль.

- Ладно, разберусь. Вставай, - рука с подбородка исчезает. Мужчина поднимается, а я, наконец-то, открываю глаза. Вижу кроссовки и джинсы. Поднять голову и посмотреть выше не получается. – Робин, - повторяет мужчина с вопросом в голосе.

- Я не могу, - отвечаю, все же стараясь подняться. Это просто ужас какой-то. Конечно, я знаю об обезвоживании все, но никогда бы не подумала, что так быстро оно у меня произойдет.

- Это твои проблемы. Времени осталось немного. Я закрою дверь и уйду, - говорит мужчина, и его ноги удаляются в сторону двери.

- Подожди, - хриплю я, и принимаюсь делать самую сложную работу в моей жизни: пытаться подняться на ноги. На это уходит все оставшееся время, но я справляюсь. Алекс стоит в коридоре, закрывая своим крупным телом свет, представляя собой темный силуэт. Я не вижу выражение его лица, хотя по голосу понимаю, что, скорее всего, на нем нет ничего.

- Следуй за мной, - он окидывает меня взглядом, и идет вперед. Я тоже смотрю на себя, и вижу ошметки платья, едва прикрывающие мое тело. Но мне все равно.

Он идет быстро, не оглядываясь. Я же, передвигаюсь, как тяжелобольная – держась за стену, чтобы чувствовать хоть какую-то опору. Расстояние между нами увеличивается, силы заканчиваются, но радует одно – коридор не бесконечный.

- Я жду, а это не то, что я люблю делать, - слышу я впереди, в то время, как стою, прислонившись любом к стене, пытаясь отдышаться. Я сделала всего несколько шагов, а ощущение такое, словно пробежала несколько километров.

- Иду, - горло саднит, и громко ответить у меня не получается, но Алекс не переспрашивает.

Отталкиваюсь от стены, и следую за своим похитителем. Мне все равно, куда он меня ведет и зачем. Я хочу сесть, и с ужасающей силой проявляется жажда. Это желание помогает взять себя в руки, и идти за Алексом, куда бы он меня не привел. Как мне кажется, иду быстрее, даже уверенней, но со стороны это не выглядит так. Меня швыряет из стороны в сторону, при этом приходится хвататься за стены.

Алекс уже стоит у лестницы, и, подняв голову, я с ужасом смотрю на нее.

- Я не смогу, - машу головой. Если мне так сложно идти по прямому и ровному коридору, то, как я преодолею девять? Десять ступеней?

- Я надеюсь, что ты меня удивишь, - мужчина пожимает плечами, и поднимается по лестнице.

Вот так, легко и просто он говорит о том, что так мучительно для меня. Удивлю? У меня явное сотрясение ( хвала Господу не перелом основания черепа), у меня обезвоживание высшей степени, а он хочет, чтобы я его удивила. Это злит меня, и спасает.

- Я удивлю тебя, сукин сын, - шепчу в его широкую спину, и делаю шаг на первую ступеньку. Тяжело, но я справляюсь. Подтягиваю себя, держась за поручни, и мне это удается. Вторая ступень, третья. Я, превозмогая слабость, боль и страх, делаю шаг за шагом. И я горжусь собой, еще не зная, что ждет меня в будущем. Я не знаю, что иду еще к большим мучениям и страхам.

- Хорошая девочка, - я уверена, что если бы он говорил такое своей собаке, то его голос звучал намного мягче, чем сейчас.

Последние мои силы уходят на то, чтобы скривить губы. Даже фыркнуть я уже не могу.

- Правильно, - я не вижу его. Стоящий на последней ступени, он намного выше меня, соответственно, чтобы его увидеть, я должна запрокинуть голову, что приведет к головокружению. Я не знаю, кивает он или нет, – лучше молчи.

В душе я согласна с ним. На сегодня я не готова спорить, что-то доказывать и пикироваться. Да и инстинктивно понимаю, что лучше его не злить, потому что все, что мне сейчас нужно, это удовлетворить свои физиологические потребности: вода, еда, сон. Я даже согласна вернуться в подвал, но только после еды и воды. А если я его разозлю – ничего этого не будет, и я умру в мучениях. Мне даже в голову не приходит, что я слишком большая рыба, чтобы вот так уморить меня без еды и воды.