Роман Я её забираю глава Глава 64

Меня скрутило. Острое, как лезвие раскалённой бритвы возбуждение, резануло по венам, ошпарило нервы. Больше ни черта не соображая, я принялся стаскивать с неё штаны, понимая, что ещё несколько секунд, и меня просто порвёт от этого её взгляда, от её запаха, от чувственных касаний и пульсации в паху. Яйца, казалось, звенели, член стоял так, что темнело в глазах. Штаны не поддавались, и я дёрнул ещё раз. Она специально?! Казалось, эти были ещё уже, чем джинсы, что я сдирал с неё в клубе, хотя сомневаюсь, что такое возможно в принципе.

— Справишься? – в голосе её звучал лёгкий вызов. Пальцы уже скользили по плоти, доводя меня до бешеного исступления.

Зарычав, я перехватил её руку и толкнул Марику к постели. Попятившись, она упала. Откинулась назад, упираясь ладонью в матрас. Голая грудь манила затвердевшими сосками с тёмными ореолами, что мне хотелось обрисовывать пальцами и языком, языком и снова пальцами. Откинув со лба прядь волос, она коснулась шеи и провела до груди.

— Ещё как справлюсь, — ухватил её за пояс штанов и потянул их вниз. Упав на спину, Марика потихоньку засмеялась, тщетно пытаясь ухватиться за край одеяла, мне же было не до смеха. Её дерзкий, дразнящий взгляд, полуоткрытые губы, изящные руки…

— Какая же ты стерва, — снял с её ступни лаковую туфельку и откинул в сторону. Марика пошевелила пальчиками, и я, перехватив ногу за лодыжку, притянул её ближе. Прикусил большой палец и потёрся о ступню щекой.

— Ай! – снова засмеявшись, она отдёрнула ногу. Приподняла бёдра и ловко, будто ей это не доставляло труда, стянула проклятые штаны. Глядя мне в глаза, встала на колени и опустила их ещё ниже. Провела пальцами по кружеву чёрных трусиков и тихо выдохнула:

— Vieni da me (Иди ко мне — пер. с итал).

Это стало последней каплей в чашу моего безумия. Поймав за руку, я дёрнул её на себя, поднимая с постели, прижал к груди и стал покрывать поцелуями скулы, щёки, нежную, бархатную кожу лица, пока не поймал губы. Сиплый стон, вырвавшийся у меня, смешался с её – протяжным, зовущим. Чувствовал её пальцы на бёдрах, касался её ягодиц и точно знал, что больше никаких граней между нами нет.

Стянув с меня штаны, она обхватила ладонью мой член и опять застонала мне прямо в губы. Провела нежно от основания до самой головки, лаская, поглаживая, тронула кончик большим пальцем. Перед глазами поплыло, в голове не осталось ни одной дельной мысли. Целовал её, обхватив затылок, изучал языком и готов был кончить, ибо один только её запах, её губы и руки превращали меня в недоумка.

— Если ты не прекратишь, добром это не кончится, — просипел, накрывая её руку. Пробрался под кружево трусиков и приспустил до тех пор, пока они сами не скользнули по её бёдрам к коленкам.

— Это уже добром не кончилось, Макс, — выдохнула она, перехватила мою руку и потянула за собой на постель.

Чёрт подери, в этом она была безоговорочно права! Штаны её так и болтались в районе щиколоток, и я, сдёрнув, кинул их на пол. Туда же – свои собственные. Поймал на себе её взгляд. Она смотрела на меня, будто бы ласкала, гладила, с чувством собственничества. Синева её глаз плескалась вокруг тёмных омутов зрачков, волосы обрамляли лицо.

— Ты очень красивая, Марика, — хриплым голосом, понимая, что слова звучат до тошноты просто и не желая усложнять.

— Ты тоже ничего, — она привстала, снова взяла меня за руку. Ещё одного приглашения мне не требовалось. Уже в следующий миг губы наши снова соприкоснулись, языки ударились друг о друга.

Она изогнулась подо мной, обхватила рукой за шею, широко развела ноги в стороны, без стеснения предлагая себя. Наверное, именно её откровенность в чувствах, в желаниях, не оставила мне шансов. Огонь, что горел в её глазах, жар, бегущий по венам вместе с кровью. Та неудержимость, с которой она делала буквально всё: говорила, бросалась обвинениями, целовала меня и отдавалась мне.

— Ti amo, Max (Я люблю тебя, Макс – пер. с итал) — глядя мне в глаза, выдохнула она прежде, чем податься навстречу бёдрами. Я подхватил её ногу, проникая сильно, глубоко, окончательно и бесповоротно забирая её себе. Забирая навсегда, чтобы никогда и никому больше, чтобы только моя.

Не зная итальянского, я понял её. Понял бы, прозвучи её слова на любом другом языке, хоть на древней латыни, хоть на каком-нибудь неведомом мне наречье. Потому что не понять их было невозможно: они отражались в её взгляде, они отпечатались у меня в сердце, заклеймили. Двигаясь в ней, чувствуя её всю, я жадно целовал её, прижимая всё ближе и ближе. Голодный зверь, берущий своё.

— Никому тебя не отдам, — прорычал, и снова завладел её ртом, беря её быстро и резко. Впился пальцами в бедро. Только губы – влажные, тёплые. Она водила ногтями вдоль моего позвоночника, на очередном толчке ухватилась за плечо, изогнулась, подаваясь вперёд.

— Не отдавай, — застонала, впиваясь ногтями в кожу. – Никому не отдавай. М-м-м…

Бёдрами навстречу, снова и снова, до белых вспышек, до марева, до тумана. Узкая, влажная, страстная, она принадлежала мне и только мне. Осознание этого возбуждало меня так же сильно, как её запах, как её взгляд, затянутый поволокой желания.

Прикусив её губу, я сделал ещё несколько быстрых толчков, погружаясь в неё до упора, вгоняя себя в неё. Брал её и понимал, что с каждой секундой хочу её только сильнее, что это невозможно – так болеть женщиной, так хотеть её и так… так любить, чёрт подери!

— Моя! – рыкнул, вбиваясь в неё. Навис над ней, глядя в глаза. Толчок, резкий, до боли, до красной пелены. Её вскрик, её скрещенные лодыжки на моих бёдрах. – Ты моя, Марика, — в неё, только в неё. Склонился, ловя её протяжный стон, её вскрик.

— Да-а-а, — застонала она. — Да, Макс… Да…

— Скажи ещё, — хрипло, чувствуя накатывающую на неё дрожь и понимая, что эта дрожь у нас одна на двоих. Она металась подо мной, извивалась, царапалась, покусывала губы. Её чёрные волосы липли ко лбу, на коже появилась испарина и от этого она казалась ещё прекрасней. Страстная, откровенная… моя.

— Люблю тебя, моя дрянная девчонка, — ухватил за волосы, чуть приподняв голову. Процедил в самые губы, чувствуя её дыхание на своих. Её бёдра навстречу, мой толчок в неё. – Люблю…

Она оплела меня руками и ногами, прижимаясь так тесно, что стало не разобрать где она, а где я сам. Откинула голову на мою руку. Задрожала сильнее, сокращаясь вокруг меня, тесно обхватывая меня собой. Влажный шёлк её волос, запах секса, страсти и её духов…

— Люблю, — рык с последним резким проникновением перед тем, как, едва соображая, кончить на её впалый живот. Смотрел на неё, потную, распластанную по постели, растрёпанную, а внутри, вместе с диким стуком крови, билось самое простое из всего возможного: люблю.

— Люблю, — словно эхом собственного существа, упираясь в неё мокрым лбом. Губами по шее, собирая влагу, облизывая её, как самую желанную, самую сладкую на свете конфету. Потому что для меня она и стала самой желанной и самой сладкой. Моей личной конфетой. Нет… Призом, что подарила мне сука-жизнь. Моим трофеем и моим наказанием. Моей итальянской девчонкой: невыносимой, строптивой и откровенной в каждом слове. Моим настоящим, моим всем.

— И я, — откликнулась она глухо. Сглотнула и провела ладонью по спине, по позвоночнику. Поднялась выше и ласково погладила по волосам, прижимая меня к себе, к своему сердцу и прижимаясь ко мне сама. – И я… Tu sei il mio amore, Max… il mio amore (Ты моя любовь, Макс… Моя любовь – пер. с итал.)