Роман Его игрушка глава Глава 12

Джейсон

Какая тигрица! Ну просто взрыв адреналина. Не думал, что сопротивление может так возбуждать. Я давно перерос игры в «возбудим, но не дадим», люблю получать удовольствие от беспрекословного подчинения, власти над партнершей. Дэдэ заново ворвалась в мою жизнь и перевернула ее с ног на голову: взглядами своими гордыми, замечаниями едкими, и сломить ее не получалось. Уступает мне, а потом, как феникс из пепла восстает и по новой с ума меня сводит. И губы эти ее охренительные. Яркие, припухлые, как ягоды спелые.

— Пусти! — снова взбрыкнула моя лошадка. Думал объездил ее давно, а нет — снова дикая кобылка у меня. Я вжался в нее пахом: пусть почувствует, как хочу сейчас. Затрахать бы ее, чтобы сил не было даже глаз своих блядских поднять на другого мужика. Снова посмотрел на ее губы — да пошло оно все к чертовой матери! Эта женщина моя, пусть и дрянь последняя.

— Сука ты, — сказал и впился в ее рот соблазнительный. Как давно не целовал никого. Как давно Дэдэ не целовал. Она всегда была такой сладкой? Меня опьяняло похлеще односолодового, выдержанного сорок лет в бочке. Мой личный сорт отличного виски — Дэдэ, блядь, Морган-Сторн.

Она томно вздохнула и ответила, осторожно лаская своим проворным язычком. Отбиваться перестала, стала кошечкой послушной. Щелкой своей о мой стояк тереться начала. Ластится, как самка в течке. Понятно все с ней. Думает, я у нее в кармане. Дура.

Я содрал с себя майку и сдернул вверх платья, обнажая сиськи ее идеальные — в ладонь мне помещаются четко. Сжал, потирая острый сосок, а другой рукой брюки расстегнул. Трахать ее буду, как шлюху последнюю, задрав юбку возле стены.

— Джейсон, — слабо запротестовала она, — сюда же войти могут!

Я сдвинул маленький кусочек кружева, которые Дэдэ называла трусами, и резко вошел, пронзая ее на всю длину, не заботясь о готовности. Она ахнула, вцепившись мне в плечи ногтями — кошка дикая. Я нашел ее губы, прикусывая и тут же зализывая мелкие ранки. Как жаль, что мы не дома — привязать бы ее и вставлять поочередно во все дырочки. Чтобы слизывала свою смазку с моего члена. Чтобы не думала отбиваться и бедра свои атласные сжимать.

Дэдэ начала тихо постанывать и подмахивать щелкой своей течной. Ногами обвила, как змея. Анаконда моя зеленоглазая. И член зажала так, чтобы все до капли в нее, как в сухую землю.

Я впился в тонкую шею, бурно кончая, вколачиваясь в Дэдэ последний раз. Она разочарованно пискнула — не успела.

— Как мне жаль, детка, — не сдержал иронии, выходя из нее. Она толкнула меня в плечо и попыталась опустить ноги. Не так быстро. Мой член упирался ей в лобок, измазывая остатками семени. — Доработай пальчиками.

— Нет!

Ох, это ее «нет»! Хочет ведь, по глазам кошачьим вижу.

— Можешь его использовать, — кивнул на братишку младшего, уставшего, но не уснувшего.

Дэдэ сглотнула и облизнула губы. Ее тонкие пальчики, унизанные дизайнерскими побрякушками, пробежались по стволу — она принялась неспешно водить им по промежности, тыкая головкой в набухший клитор. Губу прикусила, на меня не смотрит совсем. Щеки горят, дыхание прерывистое — скоро, девочка моя, тебя накроет. Дэдэ тихо застонала и крепко ко мне прижалась, сосками острыми потерлась о грудь. И поцеловала, так нежно, что я опешил — не ожидал совсем. Спину ее обнаженную погладил, осторожно на ноги поставил. Опасная. Дэдэ стала опасной…

— Мне нужно в уборную, — сказала, смущенно отворачиваясь, поправляя платье.

— Нет, — отрезал, чтобы не думала, будто бы ее нежность наигранная меняет что-то между нами. — Так иди. Пусть все кабели чувствуют мою сперму в тебе. Ты мне принадлежишь, Дэдэ.

Она как-то странно взглянула на меня и покачала головой:

— Какой же ты…

Она не договорила, просто пошла к выходу. Я поймал ее локоть, останавливая:

— Останешься в моей ложе. Я хочу видеть тебя рядом, поняла?

Дэдэ кивнула — неужели даже спорить не будет?

Мы вышли как ни в чем не бывало. Дэдэ изящной рукой поправила серьги, и я заметил красный засос на шее. Черт! Я выдернул из еще более небрежного пучка несколько шпилек — волосы густой темной волной укрыли спину. Она резко обернулась, награждая убийственным взглядом.

— Тебе так лучше, — сказал и погладил по щеке. На нас уже смотрели. Сплетни, да здравствуют сплетни.

Нам принесли напитки. Дэдэ удобно устроилась у перил — я рядом. Том, дружище, предусмотрительно разогнал девиц. Чувствую, завтра не отвертеться от вопросов. Слишком улыбался понимающе. Сам тот еще ходок — запах порева за милю чует.

На старт как раз вывели чистокровных верховых двухлеток. Атлант гарцевал, сверкая рыжими боками. Ипподром загудел — разогрев закончился, теперь на дорожку вышли «большие ставки». Я много поставил на победу своего жеребца, но дело даже не в деньгах. Если выиграет забег, то можно будет думать о выходе на большие скачки — «Кентукки дерби». Я не выдержал и бросил короткий взгляд на Дэдэ. Вот бы бабы были такими же преданными и верными, как лошади. Сигнал к началу гонки разорвал вязкую тишину, окутавшую меня лично, — заслонки открылись. Вот и мои величайшие две минуты настали.

— А против кого мне болеть? — приторно улыбнулась Дэдэ, а в глазах злость и обида.

— Третьим идет, — ответил я. Слишком поглощен зрелищем, чтобы тратить время и собачиться с женой.

Дэдэ кивнула и начала пристально следить за гонкой. Вроде не шепчет ничего. Не удивлюсь, если она вдруг стала ведьмой. Она настолько изменилась после поездки в Калифорнию, что мне сложно понять ее. И тем более предугадать. Мне даже ненавидеть ее трудно стало.

— Если проиграю — расплачиваться будешь ты, — шепнул, становясь за ее спиной, зажимая в кольцо своих рук.

— А если выиграешь — избавишь меня от своего назойливого внимания?

— А ты действительно хочешь, чтобы я не проявлял к тебе интереса?

Дэдэ смущенно опустила голову и, дернув острым плечиком, промолчала. Мне этого было достаточно. Ей нравилось все, что я с ней делаю.

Атлант практически поравнялся с Тристаном — до финиша чуть больше ста ярдов. Давай! Давай же! Я молчал, а внутри все кипело. Ну же! Ну же! Нет… Черту первым пересек вороной Кэмпбелла. Досадно, конечно. Я улыбнулся. Ничего Атлант молод, у него все еще впереди.

— Поздравляю, — пожал руку Кэмпбеллу. — Тристан сегодня был лучше.

— Спасибо, Джейсон, — мы даже обнялись. Дик ликовал. Еще бы! И деньги, и почет.

— Я тоже поздравляю, — подключилась к беседе Дэдэ, став рядом. На меня взглянула быстро, но без злорадства. Неужели не будет острить и издеваться? Будет хоть за что ее наказать ночью. Хотя ее всегда есть за что наказывать. Она обняла меня за руку, прижавшись к бедру. Это что еще такое, откуда столько собственничества? Ага. К Дику подоспела жена — Моника. На Дэдэ бросила короткий, но красноречивый взгляд и глазами своими бледными на меня уставилась. Бабы. Наши с ней отношения представляли оговоренный, полностью отрегулированный процесс: господин и рабыня. Тогда какого черта она смотрит на меня глазами коровы недоенной? Полгода назад мне стало слишком скучно, а ей — одиноко. Тухлый брак заколебал. Я трахнул ее, пока муж вещал о чем-то с трибуны на очередном благотворительном приеме. Ей понравилось. Она захотела еще. Я добавил в ее жизнь перца. Но пора заканчивать с ней. Моника запала на меня и почти перестала это скрывать. Мужу ее похер, похоже, а мне нет. Во-первых, я женат, и жена меня сейчас занимала, как никакая другая женщина. Во-вторых, я даже трахать Монику устал, что уж говорить о банальном общении.

— Присоединитесь? — услышал, возвращаясь в реальность.

— Конечно, — кокетливо улыбнулась Дэдэ. Ох, нихера себя я задумался! Дэдэ на своих шпильках в конюшню собралась!

В стойло как раз завели жеребцов из чемпионского заезда.

— Какой красавец! — восхищалась Дэдэ, поглаживая бархатную морду. Гриву сквозь пальцы свои наманикюренные пропускала. Вот сука двуличная! Она же терпеть лошадей не может! Нос свой морщит презрительно. Да она кошку не приласкает без надобности. Брезгливость восьмидесятого уровня! Она только члены мужиков заглатывает без разбору. Лучше бы было наоборот.

Я постучал Тристана по гладкому смоляному боку и пошел навестить Атланта. Не могу на этот театр смотреть.

— Ты как, дружище? — обнял его за мощную шею. Вспотел бедняга. Нужно сказать, Кори, чтобы хорошо его помыл и почистил. И накормил. — Ты заслужил.

— Приятно видеть, что ты хоть кого-то любишь, — услышал сзади. Жена навестить решила.

— Я многих люблю, если что, — повернулся, разглядывая фигурку ее хрупкую, — кроме тебя, естественно.

Дэдэ кивнула, даже фыркать обиженно не стала.

— Он проиграл, а ты так ласков с ним, — сказала тихо, но я услышал. Заметила без сарказма, но так будто бы удивлялась, что я не приказал пристрелить жеребца за проигрыш. Мы, похоже, оба друг друга демонизировали. Тогда подброшу в этот костер дровишек.

— Это ты у нас спишь исключительно в постели победителей, я не так требователен.

Она вспыхнула, нахмурившись. Прямо овечка невинная! Ничего не понимает, но спасибо черту, не оправдывается. Этого наслушался в свое время.

— Ты, кстати, карьеру актрисы построить не думала?

— О чем ты? — не поняла Дэдэ.

— Какой красавец! — передразнил я. — Да ты же терпеть не можешь лошадей. Они же воняют.

— Изменила мнение, — невинно пожала плечами, — или привыкла: живу ведь с козлом.

Я в последний раз ткнулся носом в рыжую гриву и погладил жеребца по бархатистой морде. Не стоит Атланту видеть, как я свою дорогую женушку уму разуму учить буду. Слишком дерзкая стала. В конец за языком не следит.

— Что ты делаешь? — ахнула, когда я схватил ее у корней волос и отволок за поворот — здесь никого не было.

— Послушай меня, дорогая, — выплюнул в лицо, толкнув к дереву загона — даже лошади заволновались в стойлах, чуют агрессию. — Ты будешь говорить, когда нужно, и затыкаться, когда велено. Свой дешевый юмор засунь себе в дырку и наслаждайся, а меня уволь от этого унылого зрелища.

Дэдэ замерла, широко распахнув зеленые глаза. Она боится. И правильно делает.

— И что ты сделаешь? — спросила так, словно хотела уточнить, на что я способен. — Ударишь меня? — оттолкнулась от стойла. — Ну бей, — нарочно подошла ближе, нарушая границы. — Бей же! Ты и так уничтожил и растоптал е… меня, — запнулась на последнем слове.

Я зло рассмеялся. Да что же с ней такое? Ощущение, что это я перед ней виноват в чем-то. Притворяется неискушенной и неопытной. Словно я развращаю нежный и хрупкий цветочек. Я перестал понимать Дэдэ. И мне это не нравилось.

— Я не бью женщин, даже если они такие суки, как ты.

Правда, единожды я нарушил это правило — когда узнал про ее измену. Звон той пощечины, звонкой, с оттяжкой, до сих пор ярко всплывал в голове, и испуганные глаза Дэдэ тоже. Кровь из разбитой губы. Кап. Кап. Кап. Это остудило и вернуло способность рассуждать здраво. А еще Том. Но он подоспел, когда я уже сам смог остановиться и не довести желание уничтожить жену в прямом смысле. После этого я поклялся, что не позволю женщине, особенно Дэдэ, пробраться мне под кожу и довести до того, что я изменю самому себе.

— Поехали домой, — бросил и пошел вперед. Не могу видеть ее. Дотрагиваться до нее не могу. С ума она меня сводит.