Роман Девочка стального магната глава Глава 124

Даже когда я узнала о манипуляции с целью обезвредить Генерала, я не была настолько зла.

Внутри рождается тайфун, смешивая собой злость, обиду, ненависть!

«Нет»?!

Да как он посмел! Как он мог так со мной поступить?! После всего, что я перенесла по его вине, он говорит мне: «нет»?!

Все эмоции, что бушуют во мне, вкладываю в попытку дать пощечину. И когда Борис блокирует удар захватом ладони, бью второй рукой. Но и тут он предугадывает и резким движением укладывает меня на лопатки.

— Отпусти меня! Ты же огромный! Раздавишь! А я, между прочим, жду твоего ребенка! Или тебе на него наплевать так же как меня? Слезь! А то… А то…

— Про то, что ты беременна, забыла ты и сама, когда замахнулась своей тоненькой веточкой. Забыла, что в прошлый раз ты ее сломала?

— Жаль, я тебе ничего не сломала! — визжу я, но резко умолкаю, когда его язык прорывается внутрь рта, словно завоеватель. Он жадно орудует внутри.

Борис пьет из меня негатив, делая мягкой, податливой, готовой на все. И, справедливости ради, надо признать, что он даже не пытается давить на живот. Он поставил колено между ног, так что от длительного поцелуя я невольно начинаю об него тереться промежностью.

Обнимаю сама, участвую в схватке языков. И теряю возможность соображать. Особенно, когда его пальцы проникают под тонкое платье и пролезают за резинку трусиков.

Не могу ничего с собой поделать. Лишь хрип «Борис» рвется из горла, и я выгибаюсь, когда он касается горошинки своими крупными пальцами. Проникает внутри влажной щели, прокручивает и влагу принимается растирать по клитору. Медленно, протяжно, растягивая экзекуцию, вынуждая меня стонать, позабыв, что едем мы в машине и вообще не одни.

Несколько раз мне удается открыть глаза, но плавленый металл его взгляда убивает возможность дышать, а пальцы становятся более резкими. Трут с все меньшей амплитудой, пока я оттягиваю волосы Бориса и не стону ему в рот.

— Ненавижу, — только и шепчу я, когда звон в ушах становится тише, а тело расслабляется. И я лежу, часто-часто выдыхая воздух.

— Успокоилась? Готова слушать?

— Ты садист. Только вместо применения силы ты используешь силу похоти. Слушать про то, что ты меня не любишь?

— Нет. Слушать про то, что любовь слишком непостоянна, чтобы так обзывать то, что я к тебе испытываю.

— Непостоянна, — откашливаюсь. — Но ради любви совершаются подвиги, пишутся песни, ради любви люди живут…

— Они живут ради того состояния, что вызывает в них любовь. Порой даже объект любви и не нужен. Главное чувства.

— А ты, конечно, не знаешь, что такое чувства, — начинаю заводиться снова, но Борис вдруг обхватывает влажными пальцами мое горло. Больно не делает, но давит, но голос его становится сиплым, еле слышным. Но самое главное энергетика, она подавляет, вынуждая каждой клеточкой воспринимать происходящее.

— Чувства можно подавить. Любовь можно убить. Объект любви можно не видеть. Но все это никак не связано с отношениями между нами. Я буду убивать, красть, обманывать, делать больно, я буду делать все, чтобы ты была со мной…

Мой собственный голос пропадает, это слишком даже для Бориса…

— Любовь как стекло и, даже закалив его, оно хрупко. То, что я испытываю к тебе — металл, и даже кинув его в огонь, ты не сможешь его уничтожить. Разве что форма изменится.

— Борис…

— И больше никогда я не хочу слышать разговоров о чувствах и любви, это ясно?

— Ясно, — сглатываю ком слез, но они все равно льются из глаз. — Ты псих…

— Значит, быть тебе вечной медсестрой в нашем сумасшедшем доме… — обхватывает он мой затылок и жадно целует.

***

В аэропорту мне становится грустно. После такого признания, а ничем другим я назвать это не могу, Борис уезжает. Мы не виделись две недели, а теперь он снова уезжает на две.

— Отменить поездку нельзя? Ну, то есть… — он поворачивает голову, уже разговаривая по телефону, и я отвожу взгляд. Ну, разумеется... Все ясно. Он уже занят, словно не было признания, словно он только что не сводил меня с ума поцелуями.

А с другой стороны. Знать, что мужчина на твою больную страсть отвечает не менее сильно, много значит. И я просто переплетаю наши пальцы, ощущая себя совсем девочкой, и наслаждаюсь тем, что сейчас он рядом. Скоро вернется и снова будет рядом. Живой, здоровый, активный…

Он мой. Сегодня он практически отдал мне ключи от своей души и разрешил зажечь там свечку. И, может быть, спустя много лет я-таки смогу рассмотреть все потайные места, где спрятано так много.

Борис убирает телефон, и мы тормозим возле стойки регистратора для вип-клиентов. Я невольно замечаю рейс и недоумеваю.

— Лас-Вегас? Какие у тебя там могут быть дела?

— Только одно, потом сразу в Германию…

— Какое? — любопытствую я. Не в казино же он будет играть.

— Ну так поехали и узнаешь…

Открываю рот. Потом закрываю. А потом взгляд касается названия авиакомпании. Усть-горские авиалинии.

— Ты купил самолет?

— Ты не ответила…

— Да я просто в шоке! Но погоди, у меня нет паспорта с собой. И визы, и …

Борис достает из своей барсетки все необходимое и кладет на стойку, чтобы девушка начала заниматься оформлением…

— Серьезно? Украл мой паспорт?

— Твоя мать отдала его добровольно. Так ты летишь?

— Прогресс, ты начал задавать вопросы. Конечно, лечу!

Нас провожают по рукаву в самолет, о цене которого я даже задумываться не хочу.

Но определенно лететь в таком салоне мне понравится. Большие кресла, в которых можно вздремнуть, сочетаются по цвету со столиками. И даже телевизоры имеются.

Но посмотреть любимый фильм Борис мне не дает. Как только набираем высоту, он тянет меня в сторону двери. Я думала, там туалет, а там…

— Ты собрался меня трахнуть, — тут же констатирую я факт, когда дверь в небольшую спальню закрывается. Большую часть пространства занимает кровать, а Борис крадет последнее. Так что я падаю на мягкое и наблюдаю, как раздевается Борис.

Но быть наблюдателем я больше не хочу, теперь я без страхов и стыда могу помочь ему раздеться. Подползаю к нему на коленях и помогаю расстегнуть манжеты.

— Сколько нам лететь?

— Сутки…

— Ого! — распахиваю я глаза, но спокойно принимаюсь за рубашку. Потом ремень и ширинка…И мне в голову приходит мысль. — Мы летим в Лас-Вегас, чтобы пожениться?

— Нет, — хмыкает он. — Поженимся мы в Усть-Горске, как положено. В Лас-Вегасе живет мой брат, хочу тебя с ним познакомить.

— Брат?! Я вообще не знала…

— Узнаешь, — толкает он меня на кровать так, что я отпружиниваю. Затем подтаскивает к себе и, раздвинув ноги, царапает короткими ногтями бедра. И недавно успокоившееся тело, вспыхивает огнем. — У тебя целая жизнь, Нина, чтобы все узнать.

— Мне почему-то страшно, — выдыхаю, пока он снимает остатки одежды и стягивает с меня влажные трусики. Его член уже готовится войти, но словно осторожничает.

— Это хорошо. Потому что вместе бояться не так страшно... — проникает он руками под платье и оглаживает живот, расслабляет меня и резко пронзает, убивая все сомнения в правильности происходящего. По-другому быть и не должно. По-другому быть и не могло. И нет больше стыда и боли, есть только безмерное счастье, потому что я знаю: что бы ни случилось, Борис всегда будет рядом. А я буду стоять за его широкой спиной и подавать патроны.

И в этом была суть нормальных отношений, рассказать друг другу то, что чувствуешь, как однажды рассказала я Борису.

***

— А что еще ты чувствуешь? — напирает он вопросом, еле стоя на ногах. Кажется, кто-то впрыснул в кровь ударную дозу алкоголя. Тяжелого такого, что сразу в голову дает. Даже мужчине таких размеров.

— Голова кружится, — сипло шепчет Нина, заправляя выбившуюся прядь волос и Борис уже не выдерживает напряжения. Запускает руку в волосы, стягивает резинку и захватывает в плен затылок, пока она просто часто дышит, смотря на Бориса как на бога. Так на него не смотрел никто. Как на денежный мешок. Как на мужчину. Как на начальника и даже убийцу. Но, чтобы так — никогда. И это пленяло, манило, вынуждало обречь себя на риск потерять все, только чтобы услышать продолжение.

— Еще что-то?

— Да… Мне кажется, — тянется она рукой к груди, и Борис внимательно следит за этим мягким движением. Растворяется, словно это он скользит по юному телу. — Вот здесь тесно и как будто горячо…

— Еще? — уже требовательнее спрашивает он, растворяясь в терпком желании просто уронить распутницу на землю, задрать ноги и рассказать, что именно она чувствует.

— Еще ниже…

— Где…

— Там, — рассказывает она как самый страшный секрет и ведет рукой по телу. Плоский животик, лобок, что прячется под платьем. А что еще там прячется, можно только мечтать. Можно только мечтать трахнуть ее прямо здесь, потому что меньше всего Бориса возбуждает насилие. А вот если бы она сама ноги раздвинула. Но рисковать всем, что имеешь, ради тугой дырки, пусть и по запаху дико сладкой, было нецелесообразно. Завтра она расскажет все своим родителям, те в панике пойдут в полицию, и империя, что Борис только начинает строить, пойдет прахом. Но как же хочется просто попробовать, просто вкусить раз настолько развратной невинности. Понимает ли она сама, как действует на мужиков каждым взмахом ресниц блядских глаз. Таких блядских, что ее чувства находят отражение в его сущности, что уже рвется наружу животными инстинктами.

Но Борис человек, в конце концов, или кто?

— Нам надо идти, — решает он жестко, хватает ее запястье, но чаровница против. Она довольно сильно тянет руку под подол платья, так что теперь онемевшие пальцы Бориса касаются шелка внутренней стороны бедра.

— Я не знаю, что со мной. Там внутри, как будто буря… И мокро так… Раньше такого не было. Что мне делать?

«Блять»… — только и подумал Борис и, не отрывая взгляда от смущенного лица, потребовал:

— Покажи.