Роман Девочка стального магната глава Глава 77

Это же чудесно! Улыбка до ушей, и мысль о том, как я оказалась в своей комнате, отходит на второй план.

Я шагаю к тумбочке, где в специальной папке отложены деньги, виза и заграничный паспорт. Родители квартиру снимают, меня приютила Женя, а деньги по продаже двушки в Усть-Горске, откуда я родом, и где прожила всю жизнь, мы отложили.

Мы решили найти Ульяну любой ценой. Мертвую или живую. И ни при каких обстоятельствах не обращаться к возможному виновнику ее такого таинственного исчезновения.

Убираю все обратно и сажусь за ноутбук, чтобы посмотреть рейсы. Билет я возьму не раньше тридцатого числа, после всех спектаклей и новогодних елок, где я подрабатываю Снегурочкой.

То есть еще неделю я не смогу осуществить наш с родителями план. Смотрю рейсы на тридцатое до Амстердама. Там была найдена Уля. Не густо. Всего два и оба через Москву. Пересадкой в несколько часов.

Ну что ж…

Что такое легкий дискомфорт по сравнению с возможностью, наконец, искупить свою вину за ненормальные чувства к Борису — самое главное за обман родителей — можно и потерпеть.

Ведь, если бы я сказала о том, что магнат начал, как говорит Шолохов, «подкатывать ко мне яйца», трагедии можно было бы избежать.

Любви можно было бы избежать. Надеюсь…

Немного побродив по виртуальному туру Амстердама, подмечая места, куда бы я хотела попасть, я иду в душ. Включая хороший напор, я почти не думаю, пока жесткие струи бьют хлыстами тело.

Ох… Как же хорошо стоять вот так лицом вверх, представляя себя под проливным дождем. Меняю температуру воды с холодной на горячую. Несколько раз.

Не могу сдержать крика на холодной. Шипения на кипятке. Мазохистка? Но мне нравится контраст. Нравится, когда словно кидает из стороны в сторону. Нравится, когда взлетаешь в своих надеждах, мечтах, планах, а жизнь снова и снова лупит об асфальт реальности... Скажите, больная? Но я об этом стараюсь не думать, просто наслаждаться душем и тем, как перепады температур влияют на мое состояние. Меняю температуру воды и снова вскрикиваю.

Так что очень круто, когда это состояние контраста задевает нервные окончания. Это удовольствие. И именно после таких моментов на тело накатывает легкой волной возбуждение. Теплится где-то между ног, куда и опускаю пальцы. Горячо. Кончиками цепляя клитор и закусывая губу, слегла его потираю.

Отпускаю мысль, которая несет меня в тот день, когда Борис принимал душ со мной.

Впервые.

Впервые я ощутила вкус его твердых губ. Именно тогда первый раз прикоснулась к его телу, взяла в руки желание, водила по нему ладонью. Так долго, и в таком темпе, который диктовал он. Пока плоть в руках не стала казаться каменной, а терпкая влага толчком не брызнула в лицо.

В реальности не так все приятно. Ведь своя рука между ног не сравнится с опытной, мужской, что умела сделать приятно в любом состоянии.

Еще пару движений пальцами и напряжение отпускает меня с рванным выдохом.

Теперь я стою, облокотившись спиной на плитку, и пытаюсь отдышаться.

А потом открываю глаза и замираю.

За прозрачной, мутной перегородкой стоит силуэт. Неподвижно. Как будто специально наблюдая и даже не стыдясь этого.

Зато стыдно становится мне и хочется прикрыться. Я вспоминаю, не издавала ли громких звуков. И вообще, кто бы это мог быть?

Ведь Женя мужчин не водит, а гости, судя по тишине в квартире, разошлись.

А может быть это… Он?

Резким движением провожу рукой по стеку, стирая пленку запотевшей воды, но там уже никого. И незнание начинает злить. Я домываю голову, в быстром темпе заканчиваю остальные процедуры, к которым так привыкла за время жизни с Борисом. Выхожу в гостиную.

— Долго же ты спишь, — смеется Женя, пританцовывая у плиты.

Что?

Стоп.

Женя?

У плиты? Нет, нет. Вы не поняли. Она вообще готовить не умеет. Даже не знает, с какой стороны подойти к электрическому чайнику.

Я подбегаю, проверяю температуру тела ладонью, потом целую ее в лоб. Нормальная вроде.

— Ты не заболела? — спрашивает она, а я отвечаю ей в тон:

— Не заболела ли ты !? Ты же никогда…

— Тсс, — шипит она и смотрит за свое плечо. Но гостиная пуста. Как и мое сознание.

Ни одной мысли, с чего бы Жене, дочери прокурора Усть-Горска, избалованной и инфантильной блондинке, вдруг становиться примерной домохозяйкой.

Может быть шизофрения настигла не только меня. Тогда она ничего не подумает, если я спрошу.

— А кто меня отнес в комнату? — про «раздел» я умалчиваю

— Здесь было столько народу, — пожимает она плечами и пробует тесто для блинчиков по рецепту моих записей. Да на здоровье.

Судя по консистенции, она не промахнулась.

— Кто угодно мог тебя не то, что в постельку отнести, так еще и трахнуть.

— Учитывая, что это твой дом и твои гости…

— Я к тому, что нужно контролировать, сколько ты пьешь. Всегда. И знать меру, чтобы потом не проснуться в компании отморозков с разорванным очком и молясь, что не подцепила спидуху.

Господи.

— Женя, какие ужасы ты рассказываешь.

— Милая. Я заядлая тусовщица. Я могу тебе и не такие истории рассказать, просто раньше я тебя в это не втягивала. И не собираюсь. Хочешь оставаться вечно верной своему Борису, это твое право.

Меня потряхивает от имени, но я все равно стискиваю зубы и по привычке цежу:

— Я не собирать быть ему верной! Я больше не люблю его! И никогда не любила! И он не мой. И… — трясет от возмущения. — И я вчера хотела отдаться Толику, но его машину забрал эвакуатор.

Провал в голове и снова приходит мысль, что машина была припаркована верно. Да и непонятно, кто же перенес меня на кровать. А самое главное, кому понадобилось смотреть как я… Как я… Мечтала.

— Ну, что замолчала.

— Жень. Гипотетически. Ты бы заметила Бориса, если бы он пришел на вечеринку?

Женя смотрит на меня как на клиническую идиотку.

— Мужика под два метра ростом с выражением лица убийцы? Определённо, да.

— Но ты могла отвлечься…

— Я бы даже если трахалась, его бы заметила…

Ну ладно… Здесь я согласна. Борис Распутин, будучи мужчиной высокого роста, широкоплечий выделяется из толпы. И мне тоже хотелось выделяться вместе с ним. Но сейчас вопрос остается открытым.

Ровно до того момента, пока из комнаты Жени не выходит мужчина.

Одетый, как обычно, в джинсы и черную рубашку.

Я вместо того, чтобы поздороваться, ошалело смотрю на стряпающую Женю. Не могу поверить.

— Пермякова, чего застыла. Садись за стол, — отодвигает мужчина мне стул и я, как сомнамбула подхожу, на него опускаюсь.

Женя бросает все и бежит к этому психу, буквально с лету заталкивая язык тому в рот и я, засмотревшись на животный поцелуй, сначала и не замечаю, как один из них смотрит… на меня.

А я резко отворачиваюсь и содрогаюсь от осознания, кто раздел меня до нижнего белья, кто перенес на кровать, кто смотрел, как себя ласкаю. Черт…

Опускаю взгляд и стискиваю зубы, потому что впервые вижу Женю такой счастливой. Имею ли я право из-за своих нелепых обвинений рушить ее счастье? Простят ли меня, если ошиблась. А если нет?