Роман Девочка стального магната глава Глава 120

Борис тянет руку вверх. Вспыхивает свет. Теперь во всей красе видно, чем мы только что занимались. Но мне не стыдно, просто тело еще потряхивает, ну и хорошо, что дверь закрыта. Не хотелось бы, чтобы кто-то увидел меня в таком состоянии. Растрепанной, со спермой, стекавшей по ноге. Но еще страшнее, если кто-то увидит состояние Бориса. И дело не в растрепанных волосах или ткани, которая свисала вместо некогда белой рубашки. Взгляд. Он как манит, так и отпугивает. Серые глаза стали цвета дождевого неба, а скулы напряглись.

— Мне казалось, что ты хоть немного поумнела.

И почему каждое обидное слово от него я принимаю как удар хлыста. Но это было раньше. Теперь я могу словить кончик, чтобы удар не располосовал мне кожу.

— Вот именно, Борис! Я поумнела. И самым мудрым будет держаться от тебя подальше.

— Но трахаться? — поднимает он густую бровь, а я все-таки протискиваюсь мимо и иду к зеркалу, где отлично отражается мое покрасневшее от жара лицо, засосы на шее и прическа, полностью уничтоженная грубыми пальцами.

— Это физиология. В этом тебе нет равных…

— Думай, что говоришь. Если бы я не знал каждый твой шаг, то мог бы подумать, что ты сравнивала…

— Ну что ты, — устало падаю на стул и беру салфетки, чтобы вытереть подтеки. — Я же не настолько жестока, чтобы лишать жизни еще одного беднягу.

Борис тут же оказывается возле меня, разворачивает стул и нависает, словно скала, способная раздавить. Но теперь у меня тоже есть способ им манипулировать. То, о чем даже его слежка не могла помочь узнать.

— Давай ты перестанешь дурить…

— А то что? Убьешь меня? Может быть, лишишь квартиры моих родителей? А может быть, будешь шантажировать тем, что отберешь ребенка? — пытаюсь вытираться, но руки дрожат, а смотреть ему в глаза больше не могу. Он давит. Он практически высасывает душу. И мне стоит огромных усилий, чтобы держаться и не броситься к нему в объятия с визгом: «Твоя!».

Потому что или теперь будет по-моему, или никак.

Салфетки из рук Борис вырывает. Раздвигает мне ноги и сам принимается все вычищать. А я смотрю на вены, что вздулись на руках и выдают его напряжение.

— Какой срок?

— Два месяца…

— Почему ты не была в больнице?

— Потому что тогда бы ты сразу узнал об этом….

Борис поднимает голову, заставляет смотреть ему в глаза, держа подбородок пальцами.

— Умнее меня ты не станешь. Злишься — злись. Но манипулировать мною с помощью ребенка ты не сможешь…

— Это еще почему? Ты же подложил меня под Ивана, чтобы выиграть игру…

— Не сравнивай. Я бы не дал ему тронуть тебя по-настоящему. Так же, как и ты никогда не сможешь использовать ребенка…

— Думаешь, я не могу стать такой, как ты? А как же то, что я в театре пошла по головам?

— Можно идти по головам любого человека, на которого тебе наплевать. Но если любишь, ты не сможешь причинить ему реальный вред. Испугать, научить, дать возможность выбора, но не навредить…

Борис заканчивает речь, не отрывая глаз. Держит за подбородок и целует. Жадно, дико, словно не было только что животного совокупления. А затем отпускает, выкидывает салфетки в мусорку и просто уходит. Ничего не обещая. Ничем не угрожая. Просто высказавшись и дав мне пищу для размышлений. Основой которых было страшное слово. Его я никогда не ожидала услышать. Страшное, потому что это самая опасная форма манипуляции человеком.

Любовь.