Роман Беременность на сдачу глава Глава 35

Матвей. 15 лет назад

Ему стало хуже. Снова. В который раз. Я сидел у дверей реанимации и молча ждал, пока кто-то выйдет и скажет, что все хорошо. Что мой сын в который раз выкарабкался и с ним все будет нормально. Со мной, как и всегда, только мама: брат тоже в реанимации, а отец до сих пор не понимает, зачем мне ребенок.

Я и сам не знал зачем. Просто приходил каждый день, смотрел на него через стеклянные стенки бокса и ждал, когда смогу взять его на руки. Наверное, я здесь потому, что у него больше никого нет. Его мать погибла в аварии. Она была удивительной девушкой – яркой, веселой, жизнерадостной.

Мы вместе строили планы на жизнь, ждали, когда появится Никита, а потом ее не стало. Банальное ДТП – и моей солнечной Дашки больше нет. Она уже не улыбнется, не скажет, что все хорошо, не запустит свои тоненькие пальчики в мои волосы и не проведет по моей голове, придавая сил.

Едва ли в двадцать я понимал, что такое ребенок и какая это ответственность, но девушку не бросал. Работал, учился, уделял ей время. Я не испытывал особых чувств к Никите, не бежал к животу Дашки, едва она кричала, что вот же, вот же, он толкается. Я хотел это чувствовать, но это было не жизненно необходимо. Тогда мне было гораздо интереснее поиграть в приставку, потусить с парнями и повеселиться.

Тогда…

Чувство, что прошел не месяц, а несколько лет. За эти чертовы тридцать дней все стало каким-то серым и уже не таким интересным. Пресным. Не хотелось ни приставки, ни тусы с друзьями. Я стал прогуливать учебу и работу, понемногу пил в квартире и только потом взял себя в руки, восстановил учебу, устроился на другую работу, стал приходить к сыну.

Он вдруг стал важным. Может, потому, что я не уделял Дашке время, не чувствовал малыша, когда он был внутри ее живота.

— Сынок, все будет хорошо. — Мама заботливо провела по моим волосам и улыбнулась через силу.

Она, в отличие от отца, нас поддерживала. Ей нравилась Дашка, она принимала мой выбор и радовалась, что скоро станет бабушкой. Она хотела внука несмотря на то, что отец был категорически против, приходила к нам и давала денег, приносила продукты.

— Я знаю, мам. — Я сжал ее руку, а после безжизненно уронил голову на ладони.

Врач вышел минут десять спустя. По его сухому, безэмоциональному взгляду сразу понял вердикт. Я знал его еще до того, как доктор произнес тихое:

— Мне очень жаль.

Я молча кивнул и стал утешать рыдающую мать. Доктор говорил еще что-то, но я оборвал его и попросил поговорить потом. Мама успокоилась и стала думать о похоронах, а я почему-то не мог принять то, что его больше нет. Отыскал доктора и попросил увидеть сына.

— Простите, но… вам же будет хуже, — сухим голосом ответил он. — Я не думаю, что…

— Ты и не думай, — резко оборвал его. — Веди меня к моему сыну, айболит.

Черт, я ведь сам учился на врача. На гинеколога, блядь. Мне пора привыкать смотреть на детскую смерть, пора привыкать к тому, что не все будет идеально. Пора…

Меня привели в ту же комнату, где я уже бывал. Мой сын все так же лежал в боксе, и я даже подумал, что с ним все в порядке. Я знал, что это не так, но едва ли мог поверить в обратное. Мне почему-то не было больно, меня не тянуло пустить слезу или наорать на всех. Я просто ждал, пока его завернут в пеленку и дадут мне на руки.

Впервые. Черт.

Я мечтал о том, что однажды возьму его на руки, но не думал, что это будет так. Мне хватило пары минут. Я поцеловал его холодный лоб и ушел, перекладывая все заботы о похоронах на мать.

Я знал, кто виновен в его и Дашкиной смерти. Знал, но ничего не мог сделать, потому что брат лежал в реанимации. В тяжелом, сука, состоянии. Я хуевый брат, но я хотел, чтобы он сдох там. Я не раз просил его оставить ее, не приходить, не дергать по пустякам и не расстраивать, но ему было плевать на мои просьбы, а сказать по-другому я не мог. Не хотел. Думал, что у него это пройдет. Пройдет одержимость моей девушкой.

Не прошла. Я знал, что Дашка никогда бы не села в его машину сама, значит, он ее заставил. Нет, Матвей, нет! Я успокаивал сам себя и старался дышать, чтобы не думать и не загоняться. Он не выживет. Нет.

Но он выжил. Выкарабкался и восстановился. Я знал это от матери, потому что по-прежнему жил в квартире, которую мы снимали с Дашкой. Я ничего в ней не изменил, даже вещи и те остались на прежних местах. Меня интересовали только два момента: учеба и состояние брата. Последнее до тех пор, пока он не пришел в себя. После я ждал, когда он придет. В том, что так и будет, я не сомневался.

Я ждал его, но, когда он пришел, оказался не готов. Я как раз шел домой, уже нажимал цифры домофона, когда услышал сухое:

— Привет, Матюша.

Я избил его тогда до новой реанимации. Сломал ему несколько костей, выбил челюсть и сделал сотрясение, но если по-честному — хотел убить. Мне было плевать на то, что скажет отец, как посмотрит мать и сяду ли я в тюрьму.

Демьян отнял у меня мою семью. Из прихоти. Потому что Даша должна была быть его, а неожиданно влюбилась не в мажора, а в умника. Мне стало плевать на все вокруг и единственное, в чем я тогда находил утешение, — учеба и практика.

Брата я больше не видел, с родителями не общался. Это неправильно, но никто из них так и не понял, почему я его избил. А я не мог по-другому. Не мог жить, зная, что не отомстил.

Я дал себе слово выучиться и стать известным доктором, спасать жизни и делать женщин счастливыми. А еще пообещал себе никогда не ввязываться в отношения и всегда пользоваться защитой. Я дал себе обещание, еще не зная, что однажды система даст сбой и сука-судьба расставит все иначе.