Наблюдаю за тем, как Матвей включает духовку, как ставит сковородку на плиту и подогревает стейки.
— Ты умеешь готовить? — удивленно спрашиваю я, решив, что кухня оборудована под повара, но никак не под его хозяина.
— У меня есть руки и голова. И у меня не всегда был личный повар. — Матвей упирается руками в столешницу и поворачивается ко мне. — Я не знаю, с чего начать, Вероника.
— Начни с того, как ты узнал меня, — предлагаю.
— Тогда нам придется разговаривать до завтра. — Он улыбается и отталкивается от деревянной поверхности, берет стул и садится рядом со мной.
— Я готова все выслушать.
— Тебе нужно отдыхать.
— С каких пор тебя волнует мой отдых?
Я замолкаю, понимая, что сейчас не время для упреков. Он решает мне открыться, значит, я должна дать ему шанс, позволить рассказать мне все.
— Я сразу узнал тебя, Ника, — с улыбкой на лице говорит Матвей. — Не в ту же минуту, как ты зашла, но узнал.
— Почему не сказал?
— Я редко напоминаю девушкам, что спал с ними в баре, но тебе не сказал из-за беременности. А потом понял, что ты носишь моего ребенка, и ждал… ждал, что ты скажешь мне. А ты не говорила. — Он больше не улыбается и сосредотачивается на моем лице, изучая. — Почему ты не говорила?
— Как ты себе это представляешь? «Эй, вы знаете, мы тогда в баре переспали с вами, так что ребенок ваш!» — Я пожимаю плечами. — Это было бы странно.
— И никогда не было желания сказать?
— Было, — честно признаюсь я, — но Ира меня отговорила.
Он сжимает руки в кулаки и встает, отключает плиту и духовку, достает стейки и овощи, раскладывает их по тарелкам и сервирует стол. Я молча наблюдаю за его действиями и улыбаюсь, когда он снимает запонки и закатывает рукава, оголяя руки с равномерной светлой порослью волос.
— Будешь сок? — Я киваю.
Матвей наливает сок в стакан и ставит на стол рядом с моей тарелкой. Себе же достает бутылку виски.
— Ты не против?
— Нет.
Он наливает виски в стакан и залпом выпивает половину. Я вижу, как ему тяжело, замечаю, как он хмурится, как до скрежета сжимает челюсти и пытается взять себя в руки. Матвей отпивает еще, осушает бокал и наливает еще, после чего я хватаю его за руку.
— Давай поедим, ладно? Не нервничай, пожалуйста, потому что я тоже начинаю паниковать.
— Прости. — Матвей крепко сжимает мою руку и кивает. — Давай поедим, ты права.
Я знаю, что едва ли смогу есть, но преодолеваю себя и заставляю впихнуть хотя бы пару кусочков. Матвей сдерживает слово и съедает почти все, делает мне комплимент, говоря, что я, кажется, приготовила все даже лучше, чем наш повар, после чего предлагает:
— Давай переместимся в гостиную.
— Хорошо.
Матвей усаживается на диван и ставит перед собой стакан с виски. Благо бутылка остается на кухне. Я забираюсь к нему с ногами и усаживаюсь в позу лотоса: так животик совсем не мешает.
— Я много терял в своей жизни, Вероника. Любимую девушку, ребенка, еще одного ребенка, мать. Я устал от потерь, Ника. Я жутко от них устал. И ты с беременностью просто как кол в кровоточащую рану, — он вздыхает. — Я подумал, что проще не привязываться, забить и просто относится к тебе как к пациентке. Я даже отказался от того, чтобы говорить тебе что-то, но когда я понял, что ты можешь потерять ребенка… да и вообще пострадать сама… Я хреновый рассказчик, да? — Он поворачивается ко мне и усмехается.
— Пока мне понятно только то, что ты боишься за ребенка.
— Я боюсь за вас всех. И ты… ты тоже стала тем, что мне дорого. Ты непосредственная и особенная, Вероника. Настоящая.
— Расскажи мне о ней, — прошу тихо. — О той, кого потерял. Если можешь, конечно.
И он рассказывает. Без подробностей, сухими фактами, но я чувствую его боль, знаю, каково это – потерять то, что тебе дорого.
— А потом? Ты сказал, что потерял еще одного ребенка.
— Да. Я не смог его спасти. Тяжелые роды, сильное кровотечение, я тогда еще был не настолько опытным, хотя тоже повидал немало. Не умел отключать чувства, Вероника. Поддался панике. Это не было моей ошибкой, но я всегда буду винить себя за то, что полез принимать роды у той, которая носила моего сына.
— Вы были парой? — спрашиваю, потому что он ничего не сказал о ней.
— Нет, — Матвей мотает головой, — она была той, кто должен был родить мне ребенка. Я хотел воспитать сына или дочь. Не получилось. А потом Света… и ребенок с синдромом Дауна. Черт, это рок. Я когда понял, что и ты от меня беременна, первым делом проверил все анализы, скрининги – все, заставил сдать все дополнительно. И ничего, понимаешь. Все отлично. Дети здоровы, но… я до сих пор не хочу привязываться, Вероника. Ни к тебе, ни к ним, но меня тянет. Ты тянешь. И я вижу, как ты страдаешь, знаю, как тебе больно, и понимаю, что это вредно для детей.
Он запускает руки в волосы и встает, отходит от дивана на несколько шагов и чертыхается. Подходит ко мне ближе и опускается на колени у моих ног.
— Прости меня. — Его руки крепко сжимают мои, он целует мои ладони и прижимает их к своему лицу. — Прости, Ника, пожалуйста. Я не хочу больше терять.
— Зачем контракт? — решаю спросить то, что меня волнует. — Зачем это, если я дорога тебе? Зачем запугивания, угрозы?
— Я не горжусь этим, — спокойно говорит он, и я вижу, как его кадык дергается, — я не принц из сказки и часто поступаю дерьмово. И контракт – то, чем я не могу гордиться и за что ненавижу себя до сих пор. Я думал, что смогу, что все будет честно, Вероника. По договору. Связал себя, как мог, и не устоял. Не смог. Я дурак, да.
— А Ира, Матвей? Что с Ирой?
Я вижу, что это то, о чем он не хочет говорить, то, что доставляет ему боль и дискомфорт, поэтому еще больше напрягаюсь. Он рассказал о смерти детей, о том, как умерла его девушка и что ему пришлось пережить, но Ира… неужели там все еще сложнее? Но что?
— Расскажи мне, пожалуйста, Матвей.
— Им нужен ребенок, Вероника. Девочка.
— Но зачем?
— Ты носишь ребенка Олега, — признается Матвей, и я не могу поверить в то, что он говорит.
Комментарии
Комментарии читателей о романе: Беременность на сдачу